Введение в гражданскую войну

примечание α: После первичного силового усмирения, после установления абсолютизма, воплощённая фигура сюзерена осталась бесполезным символом минувшей войны. Вместо умиротворяющей игры смыслов, он, напротив, провоцирует столкновение, вызов, бунт. Принятие его единичной формы-жизни – «ибо такова моя воля» – слишком очевидно куплено ценой подавления всех остальных. Либеральное государство связано с преодолением этой апории – апории личного суверенитета – но преодолением на его же поле. Либеральному государству много не надо, оно делает вид, что существует лишь чтобы оберегать игру индивидуальных свобод, и с этой целью начинает вытягивать из каждого тела его интересы, чтобы закрепить их за этими телами и мирно царствовать над этим новым миром абстракций: «феноменальной республикой интересов» (Фуко)³¹. Оно говорит, что существует лишь для порядка, чтобы хорошо работало «гражданское общество», которое оно само и создало по кускам. Забавно, что час славы либерального Государства, продлившийся с 1815 по 1914 год, соответствует увеличению многообразных средств контроля, установлению непрестанной слежки за населением, его общему дисциплинированию, окончательному подчинению общества полиции и Публичности. «Эти пресловутые великие дисциплинарные техники, проявляющие попечение о поведении индивидов день ото дня и до самых мелочей, современны в своём развитии, в своём распространении, в своём рассеянии по всему обществу эпохе свобод» (Фуко)³². Ведь безопасность – первичное условие для «личной свободы», которая ничто, так как кончается там, где она же начинается у другого. Государство, стремящееся «управлять ровно столько, сколько нужно, чтобы управлять как можно меньше»³³, должно прекрасно это понимать и разрабатывать систему практик, технологий для этого. Полиция и Публичность – вот два органа, которые делают прозрачной для либерального Государства фундаментальную непрозрачность общества. Тут мы видим, каким коварным образом либеральное Государство доводит новое Государство до совершенства: под тем предлогом, что оно должно иметь возможность быть везде, чтобы его на самом деле там не было, что ему нужно всё знать, чтобы можно было сделать его подданных свободными. Принцип либерального государства можно сформулировать так: «Чтобы Государство не было повсюду, там должны быть контроль и дисциплина». «И только когда правительство, ограничиваясь поначалу функцией надзора, увидит, что что-то происходит не так, как велит общая механика деятельности, обменов, экономической жизни, оно должно вмешаться. […] Паноптикон есть формула либерального руководства» (Фуко, «Рождение биополитики»)³⁴. «Гражданским обществом» либеральное Государство назвало то, что является его произведением и его внешностью. И потому нас теперь не удивляет, что исследование о «ценностях» французов приходит к заключению (так, будто не видит здесь парадокса), что в 1999 году «французы всё больше ценят личные свободы и общественный порядок» (Le Monde”, 16 ноября 2000). Наглядно видно, что среди тупиц, которые соглашаются отвечать на опросы, а значит ещё верят в представительство, преобладают несчастные влюблённые кастраты либерального Государства. Итого, «французское гражданское общество» указывает лишь на хорошо работающую совокупность дисциплин и порядков субъективации[27], дозволенных новым Государством.