Внутренняя флексия
в индоевроейских языках – большая редкость (вспомним английские foot – feet «нога – ноги», tooth – teeth «зуб – зубы», man – men «человек – люди»). Однако есть языки, где внутренняя флексия составляет характерную их особенность. Их называют внутрифлективными. К ним относятся семитские языки – в частности, еврейский (иврит) и арабский. Вот некоторые глагольные формы на иврите, отличающиеся соответственными внутренними флексиями в корне ГНБ со значением «воровать»: ГНоБ – воровать, ГаНаБ – воровал, ГоНэБ – ворующий, ГаНуБ – воруемое и т. д. Примеры некоторых глагольных форм с корнем КТБ из арабского: КаТаБа – написал, КуТиБа – был написан, КаТиБу – пишущий, уКТуБ – пиши и т. д. (Подробно см.: Гранде Б.М. Введение в сравнительное изучение семитских языков. М., 1972. С. 103).Специальные слова.
Типичными представителями данного вида аналитической морфологизации являются артикли и глагол «быть». С помощью последнего, как известно, во многих языках образуются определённые морфологические формы глагола – например, формы континиуса в английском. В артиклевых же языках мы наблюдаем выражение рода, числа, падежа и определённости/неопределённости в немецком; рода, числа, определённости/неопределенности – во французском; ед.ч. у неопределённого артикля и определённости – у определённого в английском.Синтаксические позиции.
При недостатке флексийных средств значение той или иной лексемы может выражаться посредством её позиции в предложении. С помощью данного способа многие слова морфологизируются в изолирующих языках. Слово «хао» в китайском в разных синтаксических позициях может быть и существительным (добряк), и прилагательным (добрый), и глаголом (любить). Но и в других языках в некоторых случаях мы встречаем данный тип морфологизации. Сравните предложения: Кедр заслоняет ель. Ель заслоняет кедр, где значение именительно падежа или винительного зависит от места существительного.25. СИНХРОНИЧЕСКИЙ СИНТАКСИС. ЕГО ФОРМАЛЬНЫЙ, СЕМАНТИЧЕСКИЙ И АКТУАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ
Синтаксис – наука о предложении.
Центральное место в традиционном синтаксисе занимало учение о членах предложения. Ещё в первый период в развитии науки о языке сложилось учение о главных членах предложения. Оно основывалось на аристотелевских категориях субъекта суждения и его предиката, которые из логики перекочевали в грамматику, не изменив, однако, своей логической сути: подлежащее – тот член предложения, который называет предмет, подлежащий описанию, а сказуемое указывает на наличие или отсутствие у этого предмета определённого признака.
Во второй период в развитии науки о языке начинает формироваться учение о второстепенных членах предложения, с помощью которых подлежащее и сказуемое могут распространяться. Клод Бюфье (1661–1737) в своей французской грамматике (1732) приблизился к пониманию сущности второстепенного члена предложения как такового. Он назвал его модификатором, имея в виду, что с его помощью говорящий видоизменяет (модифицирует) значение субъекта или предиката. Но привычный для нас состав второстепенных членов предложения был выделен в первой половине XIX в. Карлом Беккером (1775–1849).
В недрах традиционного синтаксиса ещё в XVIII–XIX вв. зародилось разграничение трёх аспектов синтаксиса – формального, семантического и актуального. В XX в. они получили вполне чёткие очертания.
Формальный аспект.
Данный аспект синтаксиса предполагает классификацию предложений с формальной точки зрения, т. е. выделение тех или иных типов предложения по их формальным приметам. Так, ещё в рамках традиционного синтаксиса выделяли утвердительные и отрицательные предложения (их формальная примета – отрицательные частицы); повествовательные, вопросительные и побудительные (они отличаются не только интонационно, но и особыми конструкциями; так, вопросительные предложения, как правило, начинаются со слов «Какой…?», «Сколько…?» и т. п. В свою очередь формальной приметой побудительных предложений является употребление в них глаголов в форме повелительного наклонения); восклицательные и невосклицательные (первые, как правило, начинаются со слов, которые могут расцениваться как их формальная примета: Что за прелесть эта Наташа! (Л. Толстой). Как тяжко мертвецу среди людей живым и страстным притворяться! (А. Блок).