Посчитаем пока, что заявленное мною – психологическая гипотеза. Тем не менее, ее надо держать в виду, потому что я буду в дальнейшем исходить из этого предположения. Для меня в большей части попыток создать культурно-историческую парадигму различными учеными ведущим является не действительное видение, что без этого подхода наука дальше развиваться не может, а скорее недовольство современной им наукой, ее застоем и, соответственно, попытка все пересмотреть, начиная с самых первых вопросов и основ, как это было и у Декарта, и у Бэкона, и у Вико. Я говорю сейчас о болезненной потребности просто ниспровергать всех, кто выше тебя. Ее я как раз и рассматривал на примере Вико, чтобы обоснованно отбросить как личностное. Но вот когда мы освобождаемся от подобных целей, выясняется, что кто-то из ученых движим желанием просто пересмотреть всю науку и начать ее с начала, а этим началом оказывается человек. Как говорил Декарт – начать с себя. Другие же идут дальше. Они понимают, что прежде, чем начать с себя, надо бы еще и определить, что ты такое, что такое человек. И начинают с описания предмета, которое неизбежно включает в себя общество, культуру и развитие или историю. Вот тогда-то и рождается культурно-исторический подход как таковой. Следующим шагом, еще более уточняющим подход, оказывается признание того, что даже исследуя древние тексты, не говоря уж о современности, мы не имеем дела ни с чем, кроме человеческого мышления, к тому же воплощенного в отдельные личности. Вот тогда рождается культурно-историческая психология.
Вряд ли она была возможна без появления ученых-гуманитариев, создавших общий культурно-исторический подход, как и без тех, кто просто задавался вопросом, что должна исследовать наука и зачем? Тем не менее, культурно-историческая психология – самостоятельная наука, и мы должны будем выделить тех, кто создавал в своих трудах именно ее, а в работах предшественников выбрать все то, что впоследствии определилось как ее инструментарий.
Поэтому о большинстве создателей культурно-исторического подхода я буду рассказывать кратко, лишь выбирая полезное, на мой взгляд, для дальнейшего исследования.
Итак, Геродот дал описание материала – многочисленные примеры бытового мышления. Сократ задался вопросом, как это мышление преодолеть, чтобы прийти к себе, и разработал основу метода самоочищения.
Платон с помощью этого метода дал глубокое исследование мышления и общества, а также заложил основы науки о разуме. Аристотель, продолжая лишь один из намеченных Платоном путей движения, в рамках этой науки дал описания составных частей механики разума, но при этом заложил отход от сократического пути к себе в сторону создания мира науки в современном понимании этого слова. Декарт, отрицая Аристотеля, заявил сократическую цель познания себя на словах, но, увязнув в критике предшественников и современников, на деле пошел другим путем, то есть в направлении общества, если мы взглянем на то, что им правило, глазами психолога. В итоге родилось сообщество людей с названием наука. То, что Декарт от самопознания, то есть от обращенности к себе, ушел в обращенность к обществу, то есть к заботе о неуязвимости от общественного мнения, вылилось в попытки выглядеть непричастным к тому, что пишешь. Показателем этого были и постоянные его попытки спрятаться, скрыться от глаз общества, и то, что после него наука заговорила о своей объективности, а метод самопознания превратился в естественнонаучный. Что такое объективность ученого? Это способ говорить самые неприемлемые для общества вещи так, словно ты тут ни при чем! От лица некоей абстрактной истины: мол, такова природа, а я всего лишь ее слуга и описатель! Не бейте меня, я не виноват!
Вико, возвращая платонизм, в каком-то смысле, возвращает в науку человека. Вико, в отличие от Декарта, был смелым человеком и не боялся говорить о себе так, как думал, хотя это крайне уязвимо для ученого говорить про себя, что он гений или даже просто талантлив. За такие высказывания забивать начинают сразу же. Тем не менее, Вико вернул в науку простой разговор, как и у Сократа, и просто искренне выпускал на бумагу то, что у него наболело и накопилось по поводу всех и вся.
В итоге мы обязаны Вико возвращением в науку Нового времени двух подходов, идущих от Геродота и Сократа: историзма (то есть видения человеческого общества и культуры в развитии) и искренности, как основы движения к самому себе. Конечно, этим его вклад в науку не исчерпывается, например, очень важными являются его мысли об общей основе древних языков, как о своего рода языке значений или понятий. Но все остальное надо исследовать отдельно, да и сделано это все-таки еще слабым инструментарием восемнадцатого века. Последователи сделали больше и пошли дальше.
Глава 4
XVIII век