Введение в общую культурно-историческую психологию

Тем не менее, история показывает, что именно это направление языкознания оказывается очень тесно соприкасающимся с такими современными школами как, например, семиотическая, которые во многом строят свои исследования на мифологическом и этнопсихологическом материале. Это означает, что в лице представителей этого направления языкознание снова сделало попытку дать определение мышления средствами науки о языке. Очевидно, мы можем говорить в данном случае о возвращении к задачам, поставленным Гумбольдтом, но с новыми средствами, то есть методом. Пожалуй, можно сказать, что это – языковедческая попытка решить вопрос о происхождении мышления средствами самого мышления в чистом виде, заявленная еще классической философией. О том, как накапливались силы и рождался этот метод, рассказывать надо отдельно.

О том же, как завершалась эпоха Гумбольдта, я кратко расскажу на примере его последователя К.Гейзе в Германии.

Вторая часть ученых, таких как Э. Ж. Ренан во Франции, пыталась привнести в науку о душе физиологическую, то есть естественнонаучную определенность, не утеряв культуру.

Третьи, как тот же Милль в Англии, продолжают исследовать мышление через логику, иногда делая ее психологичной, иногда изгоняя из нее психологизм.

Этническая психология Лацаруса и Штейнталя, а впоследствии вторая психология Вундта рождаются во многом из этого противоречия середины прошлого века.

В это же время, то есть в первой половине XIX века, идею «второй психологии» на равных с Европой начинает разрабатывать Россия. Однако рассказ об этом я предпочту вынести в отдельную главу.

К.Гейзе в молодости был близок к В.Гумбольдту. Долго читал курс философии языкознания в Берлинском университете. Главный труд его жизни «Система языкознания» был издан Штейнталем лишь после его смерти, в 1855 году.

Говоря о происхождении языка, Гейзе с неизбежностью вынужден говорить и о происхождении разума: «Человек отличается от животного своим разумным умом. Тот факт, что у животного отсутствует этот последний, доказывается вполне определенно неспособностью животного к совершенствованию. Птицы строят свои гнезда, а пчелы свои соты и теперь так же, как они это делали тысячелетия тому назад. Их поведение определено природой, а не самоопределением: отсюда вытекает отсутствие прогрессирующего саморазвития, отсутствие истории. Человек отличается внешним образом от животного языком. Животное не имеет языка так же, как не обладает разумным духом. Уже отсюда можно заключить, что язык находится в теснейшей связи с разумным духом, что по существу своему язык является выражением не ощущающей души, но свободного духа» (Цит. по: Погодин, с.447–448).

Гейзе можно считать мостом от Гумбольдта к народной психологии конца XIX века: «Определив, таким образом, сущность человеческого языка, как выражение разума, присущего человечеству, но отсутствующего у всего остального животного мира, Гейзе должен был отрицать эволюцию языка от восклицания к слову-символу. Он близок к В.Гумбольдту, когда полагает, что “мы можем исследовать только то, в какой связи к человеческой природе стоит язык, но не то, как человек пришел к языку”» (Там же, с.448).

Однажды придя к выводу, что мышление и язык неразрывны, мыслители прошлого века из философов и психологов превращаются в языковедов. Начало этому, как мы помним, положили уже Вико и Гердер, но особенно сильным оказалось влияние Гумбольдта. Все это полностью относится к Гейзе.

Рассмотрев различные теории о происхождении человеческого языка, он «приходит к убеждению, что ”всеобщий дух, существенно присущий человеку разум, создает себе язык в силу внутренней потребности и путем естественного развития, подчиняясь влечению к деятельности, которое существенным образом принадлежит его субстанции. Таким образом, не физический организм человека и не субъективный дух представляет его творящее и образующее начало (принцип) языка, но создание языка совершается с необходимостью, без обдуманного намерения и ясного сознания, в силу внутреннего инстинкта духа, т. е.в форме органической естественной необходимости. Противоречие между теориями божественного и человеческого происхождения языка оказывается возведенным здесь (в этом взгляде) к высшему единству”.Доказывая то, что оставил без разъяснения В.Гумбольдт, Гейзе задается вопросом, когда же именно, на какой стадии своего духовного развития первобытный человек создал язык.“В своем первоначальном состоянии, полагает Гейзе, человек не должен представляться нам только ощущающим естественным созданием. С первого же момента своего бытия он является, согласно своей сущности, самостоятельным, разумным существом и должен, как таковое, выражаться. Поэтому и происхождение языка должно прямо совпадать с происхождением человеческого рода, а этот последний нельзя мыслить, как пребывающий долгое время в звероподобном естественном состоянии, из которого он только медленно и с трудом пробуждается для сознательной жизни”.