Введение в общую культурно-историческую психологию

«Первый вопрос, <…> показать, что знание, получаемое в основной науке, будет именно объективным знанием, т. е. описания основной науки дадут вещь, предмет, как она объективно существует» (Там же, с.25).

Здесь необходимо примечание. Дильтей принял «Логические исследования» Гуссерля чуть ли не как продолжение своего собственного труда и несколько лет вел по ним курс в университете. Одно из важнейших для Гуссерля понятий было именно такое отношение к вещи, как передает его здесь Шпет, который как феноменолог естественно хорошо чувствовал подобные понятия.

«На этот основной вопрос ответ Дильтея не оставляет желать лучшего в смысле ясности и убедительности. Мы можем взять за исходный пункт описание, за отправную точку описательного анализа любое словесное положение, выражающее что бы то ни было о вещи, о которой мы спрашиваем. Дильтей исходным пунктом берет жизнь, переживание, в котором нечто ”дано”, ”мы имеем”, и, следовательно, образно показывает, что из него мы можем получить действительно объективное знание. ”Предметное построение, – говорит он, – образует систему отношений, в которой содержатся восприятия и переживания, вспоминаемые представления, суждения, понятия, заключения и их связи. Всем этим функциям обще в системе предметного построения, что в них даны налицо только отношения фактического. Так, в силлогизме налицо только содержания и их отношения, и никакое сознание мыслительных операций не сопровождает его”.Из одного этого определения ясно, что основная наука есть наука объективная, вслед за ним остается только перейти к раскрытию содержания ее, но это именно то, что Дильтей не смог провести последовательно: он сперва останавливается на приемах, с помощью которых мы от простого констатирования вещи восходим к ее описанию, дискурсивной обработке и, наконец, методологической, т. е.переходит к логике, а затем после общих методологических замечаний действительно выполняет описательный анализ предмета, но не в духе основной науки, а в духе новой, им же обоснованной, описательной психологии. <…> Все ”основания” превратились в психологические основания» (Там же, с.25–26).

И опять мы имеем пример феноменологического подхода. Психологизм был дико ненавистен Гуссерлю, и он просто отказывался даже глядеть в ту сторону, где предполагалось обсудить, что любые явления, исследуемые наукой познания, есть все-таки изначально явления психологические. Соответственно, подобный ход не устраивает и Шпета. Смысл этого отказа в общем-то вполне понятен: если философия заявляется как самостоятельная наука, она должна быть целостна и самодостаточна сама в себе. А поскольку философия есть наука об основаниях, она не может обращаться за ними к другой науке. Но это понятно в отношении философии, а мы рассматриваем психологию Дильтея.

Далее Шпет как раз и разворачивает ту разрушительную критику Дильтея, о которой я уже говорил. Но вот она-то нам как раз и не важна, потому что он критикует Дильтея, как философ философа. Критикует великолепно и очень доказательно, что должно насторожить и психологов. Поэтому я предпочитаю не входить глубоко в те части «Идей описательной и понимающей психологии», которые философичны. Но вот к описанию им метода мы вернемся еще раз. Что же касается критики – скажу так: Дильтеем недовольны многие, слишком многие из хороших философов. Это даже настораживает. Мне кажется, они более всего недовольны тем, что он ушел, оставив их в определеннейшей неопределенности о том, что хотел сказать. Но при этом сказал так много, что мимо уже не пройдешь и непотревоженным не останешься.

Ортега-и-Гассет считал, что через Дильтея воплощалась на земле Идея с большой буквы – Идея Жизни. Но вот понимать ее придется самим, потому что «идея, которой, как казалось при первом приближении к ней, легко было овладеть, постоянно, каждодневно отдалялась, все упорней сопротивлялась интеллектуальному натиску, с которым Дильтей пытался облечь ее в одежды ясного понятия» (Ортега-и-Гассет, с. 205). Ортега-и-Гассет называет состояние, в котором пребывал Дильтей всю свою творческую жизнь, начиная с юности, «неуемным стремлением овладеть исчезающей интуицией или видением этой Идеи». Как это похоже на Декарта!

Дильтей действительно не смог дать этому состоянию хорошо запоминающегося и легко схватывающегося определения. Более того, нам, пожалуй, придется это сделать самим – вывести его из описания Дильтеем предмета Описательной психологии. Подсказкой в этом непростом деле послужит тот рассказ о Шлейермахере, который я приводил ранее. Как мне кажется, Дильтей потому и назвал свою психологию понимающей, что ему хотелось, чтобы его понимали, как поэта, а не запоминали, как законоучителя. Поэтому просто примем, в соответствии с «обычным словоупотреблением», как предлагает сам Дильтей, понятие Описательной психологии за руководство к действию, вспомним тот отрывок об использовании текстов из «Введения в науки о духе», который разбирает Шпет, и попытаемся понять самого Дильтея.