Введение в общую культурно-историческую психологию

Я осознанно обрываю рассуждения Вундта многоточием. Все эти бесконечные описания обычая он продолжит потом в своем десятитомнике. Безусловно, они очень ценны, потому что являются одними из самых ранних описаний самого понятия «обычай». Но, читая их, я постоянно ожидаю, что вот сейчас он прервется и скажет, что с этого места можно задаться вопросом о психологической природе обычая. Зацепок для этого – для того, чтобы задать вопрос: почему? – было достаточно. Да хоть одно: с тою же строгостью карается и отступление от обычного рода занятий! Все остальное – культурология. А вот как объяснить это явление?

Вундт делает еще одну попытку дать определение обычая, когда переходит к разговору о происхождении обычаев. Однако и эта попытка, несмотря на заумную наукообразность, остается по существу невнятной и тоже не превращается в рабочий инструмент:

«Обычай не придумывается ни индивидуумом, ни целым обществом вместе; он проистекает из того инстинктивного такта, который каждого заставляет согласовывать свои действия с известною нормою. Этот такт основан частью на всем развитии, им пройденном. Оттого проявления его, вообще, бывают одинаковы, хотя эта одинаковость и не происходит от договора. Здесь мы видим сходство в духовной сфере, следующее, подобно физическому сходству индивидуумов, закону, которому индивидуум повинуется слепо и который мы открываем только многосторонним сравнением всех существующих здесь отношений» (Там же, с.159).

Ожидается, что теперь исследование должно быть продолжено «многосторонним сравнением всех существующих отношений». Совершенно верно. Далее Вундт совсем убегает в этой теме от психологического исследования: «так как мы нашли теперь в обычае истинный источник нравственных идей, то история нравов и обычаев останется для нас главным источником, из которого мы будем черпать дальнейший материал для нашего исследования» (Там же).

И он будет его черпать до конца своей жизни, но ни на шаг не продвинется в своем понимании нравственности далее того, что достиг в этой своей первой книге. Можно считать, что эта работа была творческим озарением тридцатилетнего Вундта. Всю остальную жизнь он лишь пытался воплотить пришедшее к нему тогда откровение. Вот почему через тридцать лет он предпочел эту книгу всем последующим – она хранила ясность и свежесть видения.

Единственное, что я бы хотел добавить к сказанному, это то, что тема обычая, конечно, относится в основном к прикладному разделу культурно-исторической психологии. Но если бы начинать о ней рассказ, я бы, пожалуй, в первую очередь, исходил из неоднократно мелькающих у Вундта понятий «нравственных идей» и «нормы», с которой «заставляет нас согласовывать наши действия инстинктивный такт». При этом Вундт понимает «идеи» в общеупотребительном, бытовом смысле, а я бы предпочел рассматривать их в ключе платоновских эйдосов, то есть образов. Тогда появляется мостик к понятию «нормы», которое в данном случае окажется «образцом». Иными словами, одним из входов в исследование мог бы стать вопрос: что заставляет нас согласовывать образы действия с известным образцом?

Впрочем, повторю, подобных входов это прекрасно выполненное Вундтом описание предмета исследования предоставляет множество.

Судьба второй психологии Вундта

Вундт был великим психологом, он был основоположником методов, причем методов работающих, то есть таких, которые можно было брать и использовать. Это сыграло с ним злую шутку. Последователи, очарованные его методом, брали его, применяли и разрушали вундтовские же построения. Вот что пишет Коул:

«Как отмечают многие исследователи, едва Вундт был провозглашен основателем научной (экспериментальной) психологии, как психологи начали опровергать его подход и предлагать альтернативы» (Коул, с.44).

Это в «Физиологической психологии». В «Народной» было не многим лучше. У «второй» психологии была трудная судьба. Кое-какие ее ростки Коул усматривает в Германии в гештальт-психологии, во Франции у Э.Дюркгейма, его ученика Л.Леви-Брюля и в начале деятельности у Ж.Пиаже. Кое-кто из американских психологов, защищавших докторские степени в Германии, как Ч.Джадд, питали симпатии к исторической ориентации Народной психологии.

В России у Вундта были почитатели. Так Ф.Зелинский в 1902 году, словно бы задавшись целью дать очерк парадигмы научного сообщества, высказывает про Вундта мнение, которое я приведу целиком: