Введение в общую теорию языковых моделей

Рассуждая так, мы сразу же становимся на почву объективной материальной действительности и исключаем всякие виды абстрактного идеализма, какими бы абстракциями мы в дальнейшем не пользовались. Все эти абстракции будут корениться в этом объективном факте существования звука, и потому они для нас никогда и ни в чем не будут страшны. Это – то «живое созерцание» действительности, с которого, по Ленину, начинается процесс познания, переходя в дальнейшем в абстрактное мышление и в окончательном своем виде становясь практикой все той же объективной действительности. Поэтому наша первая аксиома только с внешнего вида кажется столь простой и невинной. На самом же деле это есть не что иное, как установление почвы для объективного анализа материальной действительности звука.

Аксиома дистинкции

Каждый звук речи отличается чем-нибудь от всякого другого звука речи (I2).

Этот тезис может пониматься как слишком уж очевидный и слишком уж банальный. На это необходимо сказать, что всякая аксиома вообще претендует на полную очевидность и в этом смысле на полную банальность. Сущность дела заключается здесь в том, что имеются в виду суждения не просто очевидные и банальные, но такие суждения очевидные и банальные, которые входят в логический состав определения фонемы, и без которых это определение не может состояться. А для фонемы, как это мы увидим ниже, является совершенно необходимым как признание речевого континуума, т.е. полной неразличимости звуков в речевом потоке, из которого она извлекается, так и их точнейшего взаиморазличия, без которого тоже немыслима никакая фонема.

С легкой руки Н.С. Трубецкого, в этих случаях обычно говорят не просто о различии звуков в речевом потоке, но еще и о т.н. смыслоразличительной оппозиции звуков. Подобного рода выражение в данном контексте нашего исследования мы считаем излишним.

Латинское слово «оппозиция» значит «противополагание» или «противоположность». Противополагать один звук другому при изучении живого потока речи можно только уже после того, как мы отличим один звук от другого. Поэтому, в целях констатации того, что логически необходимо для определения фонемы, нет никакой нужды вводить вторичный момент наблюдения, если еще не введен первичный момент. Действительно, каждый звук есть член той или другой звуковой оппозиции. Но для этого уже нужно знать, что такое данный звук и чем он отличается от всех других звуков.

Что же касается признака «смыслоразличительный», то он тоже для целей фонологической аксиоматики является вторичным, а не первичным. Один звук отличен от другого звука вовсе не потому, что он меняет собою значение слова, когда им заменяется какой-нибудь другой звук при полной неизменности и сохранности прочих звуков данного слова. Звуки «б», «п», «в» различаются между собою вовсе не потому, что их взаимная замена образует такие разные слова, как «был», «пыл» и «выл». «Смыслоразличительность» здесь вовсе не при чем. Разве эти звуки не отличаются между собою, если они входят в состав тех или других бессмысленных звукосочетаний? Разве такие звукосочетания, как «бэл», «пэл» и «вэл», сами по себе для русского уха вполне бессмысленные, не предполагают различия звуков «б», «п» и «в»?