Введение в общую теорию языковых моделей

Очень часто в современной лингвистике и даже в общей философии можно найти весьма странное утверждение о том, что предметом философии и, в частности, логики вовсе не является объективная реальность, а только те логические значения, которые мы считаем правильно сконструированными в наших понятиях и представлениях. Если вскрыть все наличные здесь увертки мысли и формулировать дело в его существе, то необходимо сказать, что здесь, попросту, проповедуется самый настоящий и последовательный субъективный идеализм. Оговорки здесь обычно весьма мало помогают, поскольку и в логике и в лингвистике очень много таких сторон, которые вовсе не связаны с объективной действительностью, или связаны с ней косвенно. Игра на этих нейтральных областях часто дает повод к таким утверждениям, смысл которых идет уже очень далеко и очень далеко выводит нас за пределы простого описания указанных нейтральных моментов. Мы должны с полной убежденностью и очень твердо сказать, что человеческая речь, конечно, далеко не всегда является отражением объективной действительности и что, наоборот, она часто весьма искажает эту действительность и даже искажает ее намеренно. Если ложь, вообще говоря, возможна, а она не только возможна, но даже слишком часто может нами констатироваться, – то необходимым условием для этой возможности является понимание человеческого языка и речи не в качестве прямого отражения объективной действительности, но в качестве той или иной ее интерпретации. Поэтому субъективные идеалисты не могут заставить нас признать, что всякий язык обязательно субъективен и ничем не связан с объективной реальностью, но все же необходимо признать, что непосредственная предметность языка и мысли вовсе еще не есть та объективно-реальная предметность, с которой мы имеем дело повседневно. Признать, что человеческий язык всегда обозначает только объективную реальность как таковую, это значит признать, что все логические суждения и все грамматические предложения обязательно истинны, и что ложь никогда, никак и ни в чем просто невозможна.

Поэтому во избежание путаницы необходимо говорить об особой семантической предметности, которая еще не есть просто объективная реальность обозначаемых нами вещей, но которая имеет свое специфическое и вполне нейтральное существование. Существование это, конечно, только чисто мысленное, а не реальное; и в этой чистой мысленности или мыслимости, существуют свои собственные логические закономерности, имеющие мало общего с реальными закономерностями объективной действительности. Семема, или «значение», взятая сама по себе, еще не есть объективная реальность, как и человек вовсе не есть только интеллектуальное существо, какие бы народы и какие бы языки ни понимали его именно так. Если мы признаем такую нейтральную семантическую или, точнее сказать, семематическую предметность, то этим самым мы уничтожаем всякую почву под ногами субъективных идеалистов, поскольку для нас эта мысленная предметность вовсе не является единственной, но за ней следует еще объективно-реальная предметность материальной действительности. А если мы не будем отдавать себе отчета в этих разных типах предметности, мы можем легко сбиться с толку; и субъективные идеалисты легко докажут нам, что логическая и языковая реальность вовсе не есть реальность объективного мира. Да, совершенно правильно. Это вовсе не есть сама реальность объективного мира. Но тогда нам нетрудно будет доказать также и то, что сама эта нейтральная, чисто мысленная предметность только и возможна как результат отражения реальности объективного мира. Об этой реальности объективного мира у нас в дальнейшем будут свои собственные, необходимые для этой области, аксиомы. Сейчас же формулируем эту, тоже вполне несомненную, чисто мыслительную, чисто языковую, чисто смысловую и семантическую предметность.

Фонема звука есть его означенная предметность, данная в ее конструктивной сущности, или вполне нейтральная и ни от чего не зависимая, имманентно-мыслимая семема, или обозначенное (II 3д).