Введение в психоанализ

В фобиях можно очень ясно увидеть, как эта внутренняя опасность переводится во внешнюю, т. е. как невротический страх превращается в кажущийся реальный страх. Чтобы упростить зачастую весьма сложное положение вещей, предположим, что агорафоб постоянно страшится соблазнов, которые пробуждаются в нем благодаря встречам на улице. В своей фобии он производит смещение и начинает бояться внешней ситуации. Его выигрыш при этом очевиден, поскольку он думает, что так сможет лучше защититься. От внешней опасности можно спастись бегством, попытка бегства от внутренней опасности – дело трудное.

В заключение к своей прошлой лекции о страхе я даже высказал суждение, что эти различные результаты нашего исследования вроде бы и не противоречат друг другу, но все-таки каким-то образом и не согласуются. Страх, будучи аффективным состоянием, является воспроизведением старого, грозящего опасностью события, страх служит самосохранению и является сигналом новой опасности, он возникает из либидо, каким-то образом оставшегося неиспользованным, и в процессе вытеснения сменяется образованием симптома, словно он связан психически, – чувствуется, что здесь чего-то не хватает, что соединяет фрагменты в целое.

Уважаемые дамы и господа! То разделение психической личности на Сверх-Я, Я и Оно, о котором я говорил вам на предыдущей лекции, вынуждает нас принять новую ориентацию и в проблеме страха. Полагая, что Я – единственное место [сосредоточения] страха, только Я может производить и чувствовать страх, мы заняли новую прочную позицию, с которой некоторые отношения предстают в другом свете. И действительно, мы не знем, какой смысл было бы говорить о «страхе Оно» или приписывать Сверх-Я способность к боязливости. Напротив, мы приветствовали как желательное то соответствие, что три основных вида страха: реальный страх, невротический и страх совести – без всякой натяжки согласуются с тремя зависимостями Я – от внешнего мира, от Оно и от Сверх-Я. Благодаря этой новой точке зрения на передний план выступила функция страха как сигнала, указывающего на ситуацию опасности, которая и раньше не была чужда; вопрос о том, из какого материала создается страх, потерял для нас интерес, а отношения между реальным и невротическим страхом неожиданным образом прояснились и упростились. Стоит, впрочем, заметить, что сейчас мы лучше понимаем случаи возникновения страха, казавшиеся сложными, чем те, которые считались простыми.

Недавно нам довелось исследовать, как возникает страх при определенных фобиях, которые мы причисляем к истерии страха. Мы выбрали случаи, в которых речь идет о типичном вытеснении желаний из Эдипова комплекса. Мы ожидали, что либидозная привязанность к матери как к объекту вследствие вытеснения превращается в страх и выступает отныне в симптоматическом выражении в связи с заменой отцом. Я не могу рассказать вам об отдельных этапах такого исследования, достаточно сказать, что их ошеломляющий результат оказался полной противоположностью нашим ожиданиям. Не вытеснение создает страх, а страх появляется раньше, страх производит вытеснение! Но что это может быть за страх? Только страх перед угрожающей внешней опасностью, т. е. реальный страх. Верно, что мальчик испытывает страх перед каким-то притязанием своего либидо, в данном случае перед любовью к матери; таким образом, это действительно случай невротического страха. Но эта влюбленность кажется ему внутренней опасностью, которой он должен избежать путем отказа от этого объекта потому, что она вызывает ситуацию внешней опасности. И во всех случаях, исследуемых нами, мы получаем тот же результат. Признаемся же, что мы не были готовы к тому, что внутренняя опасность влечения окажется условием и подготовкой внешней, реальной ситуации опасности.