Введите обвиняемых

– Увы, – отвечает он с грустью, словно и впрямь сожалеет, – его величество нуждается в покое и уединении. Право, милорд, в сложившихся обстоятельствах вам не помешало бы последовать его примеру.

– Обстоятельствах? – бурчит Норфолк. С минуту, пока барка выбирается в фарватер Темзы, герцог молчит, хмурится, наверняка вспоминая свою благоверную и прикидывая, как от нее избавиться. В конце концов решает обойтись насмешкой: – Кажется, вы с герцогиней на короткой ноге, господин секретарь? Если Кранмер аннулирует наш брак, забирайте ее себе. Что, не хотите? Герцогиня переедет к вам со своей периной и мулом, ей много не надо, не бойтесь, она вас не объест. А я буду платить за нее сорок шиллингов в год – и по рукам.

– Милорд, опомнитесь! – набрасывается на Норфолка лорд-канцлер, вынужденный прибегнуть к последнему аргументу. – Не забывайте о вашем происхождении.

– Происхождение – слабое место Кромвеля, – усмехается герцог. – Так вот, Сухарь, когда я хочу видеть Тюдора, сын кузнеца мне не указ.

– Он может поработать над вами молотом, – произносит Ричард Рич (остальные и не заметили, как тот проскользнул на борт). – Возьмет и расплющит вам череп. Вы не представляете, что умеет господин секретарь.

После невыносимой сцены на причале на них нападает глупая смешливость.

– Он перекует вас, – подхватывает Одли. – С утра встали герцогом, к обеду обратились конюхом.

– Он вас расплавит, – не отстает от него Фицуильям, – были герцогом – стали каплей свинца.

– Так и проживете остаток жизни треножником, – снова вступает Рич. – Или крюком.

Тебе придется рассмеяться, Томас Говард, думает он, или ты лопнешь, взорвешься изнутри. А когда ты воспламенишься, мы окатим тебя водой из реки.

Норфолк дергает плечами, отворачивается, берет себя в руки.

– Скажите Генриху, что я отказываюсь от этой девки. Скажите, она мне больше не племянница.

Он, Кромвель, произносит:

– У вас будет возможность продемонстрировать его величеству свою преданность. Если дойдет до суда, вы станете председателем.

– По крайней мере, мы думаем, что такова будет процедура, – встревает Рич. – Никогда еще королева не представала перед судом. Вы согласны, лорд-канцлер?

– Меня не спрашивайте. – Одли заслоняется ладонями. – Вы с Ризли и господином секретарем, как обычно, все решили между собой. Только, Кромвель, вы ведь не собираетесь сделать судьей Уилтшира?

– Ее отца? – улыбается он. – Не собираюсь.

– Какое обвинение мы предъявим лорду Рочфорду? – спрашивает Фицуильям. – Если предъявим.

– Судить будут троих? – бросает Норфолк. – Норриса, Рочфорда и музыкантишку?

– Нет, милорд, – отвечает он спокойно.

– Больше? Клянусь мессой!

– Сколько же любовников у нее было? – с живостью спрашивает Одли.

– Лорд-канцлер, вы видели короля? – В разговор снова вступает Рич. – А я видел. Бледен как смерть, места себе не находит. Разве это не есть измена? Разве королевскому телу уже не нанесен урон?

Если бы собаки умели чуять измену, Рич был бы бладхаундом, лучшей на свете ищейкой трюфелей.

– Я еще не решил, – говорит он, – какое обвинение предъявить этим джентльменам: в измене или в сокрытии измены. Если они станут утверждать, что были лишь свидетелями преступлений, которые совершали другие, им придется честно и открыто назвать этих других. Если откажутся, мы вправе заподозрить их самих.

Грохот пушки застает их врасплох, звук раскатывается над рекой, отзывается в костях.

В тот же вечер от Кингстона приходит послание. Коменданту Тауэра велено докладывать обо всем, что Анна делает или говорит, и Кингстон – честный малый, отменный служака, порой слишком прямолинейный, рьяно берется за дело.

Когда советники удалились к барке, Анна спросила: «Мастер Кингстон, меня бросят в подземелье?»

Нет, мадам, заверил он, вас поместят в покои, где вы дожидались коронации.

В ответ Анна заливается слезами, докладывает комендант.

«Я этого недостойна. Господи помилуй».

Затем, продолжает Кингстон, королева рухнула на камни и стала молиться, потом зарыдала, а после, к изумлению коменданта, принялась хохотать.

Он молча передает письмо Ризли. Зовите-меня поднимает глаза от бумаги и тихо спрашивает:

– Что же она сделала, господин секретарь? Даже представить страшно!

Он раздраженно смотрит на Зовите-меня:

– Вы же не собираетесь заводить старую песню о колдовстве?

– Не собираюсь, и все же… Если она считает себя недостойной, значит она виновна. Только я не уверен, в чем именно.

– Напомните мне мои слова. Какой правды мы добиваемся? Разве я говорил, что нам нужна вся правда?

– Вы сказали, лишь та ее часть, что может нам пригодиться.

– И повторяю это сейчас. Хотя мог бы не повторять. Вы схватываете на лету, Ризли, вам достаточно одного раза.

Он коротает теплый вечер, сидя у окна в компании племянника Ричарда. Тот знает, когда молчать, а когда трещать без умолку. Это у Кромвелей семейное. Кроме Ричарда, его радует лишь общество Рейфа Сэдлера, но Рейф сейчас с королем.

– Я получил письмо от Грегори, – говорит Ричард.

– Письмо?

– Ну, вы же знаете Грегори.