Введите обвиняемых

– Вот поэтому ты спокойно доживешь до старости. – Он пожимает плечами. – Она поедет. Шапюи тоже. А Стивен Воэн будет приглядывать за обоими. Завтра утром придешь? Возьми с собой Хелен и девочек. Малыша брать не стоит, слишком холодно. Грегори говорит, мы будем трубить в трубы и топтать папу с кардиналами.

– Ей очень понравились крылья, – говорит Рейф. – Нашей девочке. Она спрашивает, можно ли ей надевать их каждый год.

– Почему бы нет? Пока у Грегори не будет дочери таких лет.

Они обнимаются на прощание.

– Постарайтесь уснуть, сэр.

Он знает, что в постели будет вспоминать слова Брэндона: «Государственные дела не про вашу честь. Вы – никто, и не вам, простолюдину, беседовать с государями». Незачем придумывать месть – герцог Медный Таз сам себя погубит, если будет орать на весь Гринвич, что Генрих – рогоносец. Такое даже старому другу с рук не сойдет.

К тому же Брэндон прав. Герцог может представлять своего господина при иноземном дворе. Кардинала, даже если тот, как Вулси, незнатного рода, возвышает церковный сан. Гардинер, хоть и бастард, на правах епископа, предстоятеля богатейшей английской епархии, зовется Стивеном Винчестерским. Только он, Кремюэль, по-прежнему никто. Король дает ему звания, которых никто за границей не понимает, и работу, которую никто на родине выполнить не может. Обязанностей и постов все больше, однако он как выходит утром из дома простым мастером Кромвелем, так и возвращается простым мастером Кромвелем. Король предложил ему место лорд-канцлера; нет, ответил он, не трогайте лорда Одли. Лорд Одли отлично справляется: делает все, что ему говорят. Может, стоило согласиться? Он вздыхает при мысли о канцлерской цепи. Ведь нельзя же совмещать посты лорд-канцлера и государственного секретаря? А от своей должности он не откажется, пусть она и не дает такого почета. Плевать, что французы не понимают. Они еще увидят результат. Брэндон может ворваться с криком, хлопнуть короля по спине и назвать «Гарри», может вместе с Генрихом хохотать над старыми шутками и вспоминать турнирные подвиги. Однако время рыцарства уходит. Когда-нибудь турнирные дворы зарастут мхом. Пришло время ростовщика и лихого корсара; банкир сидит с банкиром, а короли им прислуживают.

Напоследок он распахивает ставни, чтобы пожелать папе римскому доброй ночи. С крыши капает. Рыхлый снег, шурша, срывается с черепицы, так что мгновение за окном – сплошная белая пелена. Он смотрит вниз. На истоптанном месиве лежит свежая заплата, над ней, медленно оседая, клубится белое облачко. Ему не почудилось насчет ветра: и впрямь началась оттепель. Он захлопывает ставни. Великий губитель душ вместе со своим конклавом остается подтаивать в ночи.

На Новый год он у Рейфа в недавно построенном доме: три этажа кирпича и стекла рядом с церковью Святого Августина. В свой первый приезд, летом, он убедился, что все необходимое для семейного уюта продумано как следует: в кухне на подоконнике стоят горшки с базиликом, грядки в огороде засеяны, ульи поставлены, на голубятне воркуют голуби, шпалеры ждут, когда по ним начнут виться розы, темные дубовые панели ждут живописцев.

Теперь дом закончен, обустроен. Стены расписаны евангельскими сюжетами: Христос – ловец человеков, ошарашенный распорядитель пробует вино в Кане Галилейской. На втором этаже, куда ведет крутая деревянная лестница, Хелен читает шьющим служанкам Тиндейлово Евангелие: «Ибо благодатию вы спасены». Апостол Павел не позволяет жене учить, но Хелен и не совсем учит. Она рассталась с бедностью; муж, который ее бил, умер или уехал так далеко, что мы сочли его мертвым. Теперь она супруга Рейфа Сэдлера, который успешно делает карьеру при дворе, хозяйка большого дома и может со временем сделаться образованной женщиной, однако ей не по силам зачеркнуть свое прошлое. Когда-нибудь Генрих спросит: «Сэдлер, почему вы не представите свою жену ко двору? Она что, настолько уродлива?»

Он вмешается: «Нет, она красавица», но Рейф добавит: «Хелен низкого происхождения и не знает придворных манер».

«Так зачем вы на ней женились?» – удивится Генрих. Потом его глаза потеплеют. А, ясно, по любви.

Сейчас Хелен берет его за руки и говорит:

– Довольства вам и благополучия в Новом году. Я каждый день о вас молюсь, ведь не возьми вы меня к себе в дом, ничего бы этого не было. Я прошу Его даровать вам здоровье, удачу и королевское расположение.

Он целует ее и прижимает к себе, как родную дочь. В соседней комнате заливается криками его крестник.

В Двенадцатую ночь доедают последний марципановый полумесяц. Под руководством Антони Рождественскую звезду уносят в чулан, аккуратно зачехлив острые углы. Павлиньи крылья вздыхают под покрывалом на крючке за дверью.

Воэн доносит, что старой королеве лучше. Настолько лучше, что Шапюи выехал обратно в Лондон. Екатерина была так слаба, что не могла даже сесть, теперь приободрилась в обществе старой подруги Марии де Салинас – с той приключилось несчастье под самыми стенами замка, так что тюремщики вынуждены были ее впустить.