Вверх по линии

В моей группе были: строительный подрядчик из Огайо, его жена, их робкая дочь и ее муж плюс совсем высохший сицилиец со своей колченогой временной супругой – типовой набор процветающих обывателей. Они ни черта не смыслили в архитектуре, но я дал им возможность вволю полюбоваться церковью, после чего строем провел их по улицам Константинополя времен императора Аркадия, дабы они пропитались атмосферой, в которой будут развиваться дальнейшие события. После двухчасовой прогулки мы шунтировались вниз по линии поглядеть на крещение младенца Феодосия в 408 году, что для меня уже стало вполне привычной церемонией.

Краешком глаза я приметил самого себя на другой стороне улицы, стоящего рядом с Капистрано, но воздержался от того, чтобы помахать ему рукой. Другое мое воплощение, казалось, меня и вовсе не заметило. Мне очень захотелось узнать, не нынешний ли я стою там с Капистрано. Меня прямо-таки угнетала путаница, связанная с парадоксом кумуляции. Наконец я выбросил эти мысли из головы.

– Перед вами развалины старой Айя-Софии, – сказал я. – Она будет отстроена под покровительством этого младенца, будущего Феодосия Второго и открыта для богослужений 10 октября 445 года…

Мы шунтировались вниз по линии в 445 год и посмотрели на церемонию освящения.

Имеются две школы подхода к тому, как правильнее проводить экскурсии во времени. Метод Капистрано заключается в том, чтобы привести туристов на четыре-пять наиболее интересных мест за неделю, предоставив им возможность как можно больше времени провести в тавернах, на постоялых дворах, ничем не примечательных переулках и рынках, перемещаясь при этом настолько неторопливо, чтобы туристы могли глубоко проникнуться специфическим духом каждой эпохи. Метод же Метаксаса предполагает складывание тщательно продуманной мозаики важнейших событий в те же самые переломные моменты истории, но дополненных тремя-четырьмя десятками событий меньшего масштаба, для чего требуется частое шунтирование.

Я испытал оба эти метода на себе во время своей стажировки, и мне больше по душе был метод Метаксаса. Человеку, серьезно изучающему Византию, нужна глубина, а не широта охвата событий, но публика, с которой приходится иметь дело нам, курьерам времени, вовсе не стремится к серьезному изучению. Лучше развернуть перед нею пышное зрелище Византии и без передышки гонять ее из одной эпохи в другую, показывая мятежи и коронации, состязания колесниц, возведение и низвержение монументов и императоров.

Вот так я и вел своих подопечных из одного времени в другое, подражая своему идолу Метаксасу. Я дал им возможность целый день провести в ранней Византии, как это сделал бы и Капистрано, но разделил это пребывание на шесть эпизодов. Свой первый рабочий день я завершил в 537 году, в городе, который возвел Юстиниан на пепелище уничтоженного во время мятежей «синих» и «зеленых».

– Мы прибыли в 27 декабря, – сказал я. – Сегодня Юстиниан торжественно откроет новый собор святой Софии. Вы сами видите, насколько крупнее стал собор по сравнению со стоявшей на его месте первоначальной церковью. Поистине грандиозное здание, одно из чудес света. Юстиниан потратил на него средства, эквивалентные многим сотням миллионов долларов.

– И именно этот собор сохранился до сих пор в Стамбуле? – спросил с сомнением в голосе зять строительного подрядчика.

– В основном, да. За исключением того, что здесь вы не увидите никаких минаретов – их прилепили к собору мусульмане, разумеется, после того, как превратили его в мечеть, – и готических контрфорсов, которые пока еще просто не построены. Да и огромный купол здесь не тот, который вам так знаком. Этот несколько более плоский и широкий, чем тот, что перекрывает собор теперь. Оказалось, что архитектор не учел силы подземных толчков, которые здесь время от времени случаются, и половина купола обрушилась в 558 году после того, как своды его были ослаблены землетрясениями. Это вы увидите завтра. Смотрите, сюда приближается Юстиниан.

Чуть раньше в этот же день я показал им доведенного до отчаянья Юстиниана 532 года, пытающегося подавить восстание Ника. Тот император, который появился теперь, на колеснице, запряженной четверкой огромных размеров вороных, выглядел куда старше, чем должен был бы постареть за эти пять лет. У него было значительно расплывшееся и побагровевшее лицо, однако теперь он был неизмеримо более уверенным в себе, представлял из себя колоритную фигуру истинного самодержца. Да и не мог он быть другим после того, как отразил чудовищный вызов своей власти – восстание 532 года, и возвел за эти годы город, прекраснее которого трудно себе представить.