Вверх тормашками в наоборот

— Как-то было не до того, — она отводит глаза и оглядывает дом. Ничего не изменилось. Годы идут, а здесь время будто застыло.

— Ну да, ну да, — кивает Ивайя и пытливо заглядывает в душу.

— Я смотрю, в Долине многое изменилось, — переводит разговор в нужное русло, скрывая под скорлупой то, что могла бы ненароком прочесть сестра.

— О да-а-а! — Ивайя насмешливо закатывает глаза и тараторит, поспешно вываливая новости.

Про властительного выродка Геллана. Про небесный груз в виде девчонки Дары. Про ткачиков и строительство новых домов. Про радужную краску, битву с кольцеглотом…

— По-моему, вы очарованы девчонкой.

— Забавная, — поддакивает Ивайя и снова пытается заглянуть глубже, чем положено. — Одно знаю точно: зиму мы переживём.

— Откуда такая уверенность?

Рыжеволосая Ивайя пожимает плечами:

— Откуда и всё берётся в этом мире. Мне кажется, ты не рада новостям. Что тяготит тебя, Пирр? Неужели дурацкая детская история с поединком зацепила тебя настолько? Пришла под ночь, не стала ни с кем общаться… И, думаю, уйдёшь, когда Долина уснёт. Ты даже отца не захотела увидеть, а он вспоминает о своём маленьком огоньке и скучает.

Пиррия сжимает кулаки. Как она смеет лезть в душу и разглагольствовать о том, чего не понимает!

— Никто не вспомнит о поединке, Пирр. Кто-то уже забыл, а многие не столь злопамятны. Особенно Геллан. Забудь обиды, выкинь мусор из души и живи.

— Ты не понимаешь… ничего не понимаешь… — шипит она горячо, не сдержавшись.

— Понимаю. Почему же не понимаю. — сестра смотрит с жалостью и проникновенно. — Или ты думаешь, что низшим меданам не дано увидеть, что творится в душах великих сайн? Даже если эти самые души тщательно прячутся и маскируются?.. Я твоя сестра, Пирр, и знаю тебя лучше других. Мама не хотела бы видеть тебя такой.

Пиррия взрывается до маленьких молний в кончиках пальцев:

— Мама?! Да что ты знаешь о том, какими бы она хотела нас видеть?! Тебе было десять, мне три, когда она ушла. Ушла внезапно, не оставив наследия и последнего слова!

Ивайя смотрит как-то странно, некоторое время молчит, пережидая, когда немного утихомирится пламя.

— Ты не помнишь… А чего-то и не знала никогда. Мама была не огненная. Её стихия — твердь. Она… любила всё живое. В её руках оживали слабенькие новорождённые телята, а от прикосновений буйно шли в рост растения… Она учила созиданию, нас, огненных. Говорила, что сила — любая — должна творить, а не разрушать. Ей было очень тяжело жить среди огня. Но больше всего на свете она любила свои три огонька…

Пиррия вдруг поняла, что это начало. Дурнота окутала с ног до головы, и впервые она почувствовала духоту, когда хочется разорвать горло, чтобы выпустить пар. Она упала на лавку — ноги не держали и странно дрожали в коленях.

— Договаривай, раз начала, — ей удалось выдавить насмешливую иронию, будто не верила ни единому слову, а хотела лишь выслушать, что скажет старшая сестра.

— Ты не помнишь. А мы никогда не рассказывали об этом. Мама погибла, приняв удар молнии на себя. Знала, что ты не выдержишь. Будь рядом отец — ничего бы не случилось…

— Что значит не выдержу? — Пиррия почувствовала, как стали липкими пальцы. Хотелось вытереть их незаметно о подол платья. Как в детстве, когда подкрадывался страх. Но она уже давно перестала бояться. Забыла, что это такое. Может, просто душно в маленьком домике?..

— Молния досталась бы тебе… Твоя стихия могла и не убить, но покалечить. Тебе было всего три, Пирр, поэтому мама приняла её на себя, чтобы спасти свой маленький огонёк.

Пиррия вдруг поняла, что всё плывёт перед глазами. И откуда-то издалека, тихим дробящимся эхом — голос сестры:

— Она умерла, чтобы ты жила-ла-ла… Потому что не могла поступить иначе-аче-аче…

Огонь ревёт и взрывает голову, раскрашивает красным тёмные мейхоновые стены. Усилием воли Пиррия поднимается на ноги и делает несколько шагов к выходу, распахивает дверь и жадно пьёт морозный воздух, намертво вцепившись пальцами в дверной косяк.

— Ты всё это придумала, да, Ив?.. — поворачивается резко и обжигает взглядом. Волосы цвета тёмного пламени дыбятся и хлещут, как плети. — Придумала новую сказку о маме, чтобы пристыдить, сломать, заставить почувствовать свою никчемность и слабость? Никто не сможет меня согнуть. Ни ты, ни выродок Геллан. Никогда!

— Мне жаль, Пирр, что тёмный огонь пожирает тебя и во всём видишь ты вызов. Почему тебе кажется, что все вокруг сомневаются в твоей силе?.. Может, потому что сила твоя не нашла зрелости?

Ивайя распрямляет плечи. Совсем как Геллан много лет назад… Взгляд её твёрд, красивый рот сведён судорогой от волнения.

— Я рассказала правду. Правду, которую — я вижу — опоздала поведать. Мы растили тебя с отцом, как могли, оберегая маленький огонёк, чтобы однажды он превратился в красивое стройное пламя. Видимо, большая любовь и желание уберечь — не всегда хорошо. Огонь пожирает тебя, Пирр, и всех, кто по каким-то причинам перешёл тебе дорогу, даже если это была всего лишь крошечная детская обида… Мы не этому учили тебя, Пиррия.