— Да…, — перелистывая брошюру, сказал подполковник. — История неприятная, ввязался ты с ним, Вася. У власти стоял параноик, а всех овладел гипнотический психоз. Они тогда не давали друг другу жить, доносы друг на друга строчили. Одни сидели, другие охраняли и расстреливали, и сейчас со своими бредовыми идеями не могут расстаться. Восклицают, что поколение, уничтожившее фашизм, святое. Ему, видите ли, слава! А то, что это поколение уничтожало своих соотечественников, это как? Может быть, Гитлер не посмел бы пойти, если бы друг друга не душили. Или победили бы, но не такими жертвами. Он уже давно в земле сгнил, а они на его портрет молятся. Массовая шизофрения — вот как это называется. Знаешь, как сказал мой старый преподаватель? Он был той ещё старой царской закалки, ветеран двух войн: «Война, господа — это грязное дело, а воин может быть победителем или побежденным, но не святым. Ранг святости ему не подходит, если мы придерживаемся заповедей Христа, — Не убий».
Полистав ещё раз брошюрку, начальника факультета воскликнул:
— Есть идея! Видишь, среди авторов майор Сенчиков — это же нынешний начальник кафедры. Писал эту разработку, когда ещё преподавателем был, кандидатскую, наверное, стряпал. Поэтому и разработку не уничтожили, не посмели труд начальника кафедры тронуть. Сходи к нему, расскажи всю историю и непременно подчеркни, что его труд назвали бредом. Попроси, пусть назначит другого преподавателя.
На следующий день Бурцев пошёл к начальнику кафедры. После объяснения сути дела он в лице начальника кафедры обрёл защитника. Экзамен был принят самим начальником. Между начальником кафедры и преподавателем, назвавшим брошюру бредом, завязалась тяжба. Через полгода она закончилась увольнением полковника по возрасту. Мотив был такой — омоложение кадров в свете постановления партии. Бурцеву было неприятно вспоминать эту историю.
— Всё-таки я был причастен к увольнению полковника, — думал он. — Но если бы я не поступил так, то отчислили бы меня. Мир таков. Не ты — так тебя. А он о чистоте кадров. Видел я этих «чистых и честных коммунистов», как они устраивали своих сынков в академию.
— Он вспомнил, — как они, никем не поддерживаемые, до потемнения в глазах, обложившись учебниками, готовились к вступительным экзаменам, а другие отдыхали на пляже, купались, играли в карты, а по ночам гуляли с проститутками, и были зачислении в академию, А домой уехали простолюдины, не прошедшие по конкурсу. По окончанию академии лучшие места достались «сынкам». Эту практику ещё ввел «кристально чистый» вождь всех народов. Он своего Василия в двадцать лет полковником сделал, а затем и крупным военноначальником. Глядя на него, все партийные и военные чины свою детвору пристраивать, стали, МГИМО стал учебным заведением номенклатуры. Хрущев пришёл, Василия Сталина в тюрьму посадил. Вроде как сын за отца не отвечает? Отвечает, у большевиков ещё как отвечает. Не зря же в анкетах ставили штамп «член семьи врага народа», как черная метка. Так что все меченые были, а он о чистоте кадров. Брежнев пришёл, его детки, и детки ближнего круга вверх пошли. Галина, дочь Брежнева, бриллиантами ворованными торговала, анекдоты по Москве ходили. Что-то в этой коммунистической морали не так, — думал Бурцев. — Что-то Карл и Володя не додумали, создавая свою религию. Проповедуется одно, а делается всё наоборот.
Вспомнил, как на дне рождения был у сокурсника. Тот был одногодок с ним, но имел в Москве прекрасную трехкомнатную квартиру. Водил друзей по комнатам, показывал обстановку и хвастался: «старик сделал, он же у меня большой чин, в Генштабе служит».
— Как-то не вписывается всё это в теорию ленинизма, — думал Василий. — Уже была одна экспроприация. Рождается новый класс буржуазии. Новая коммунистическая буржуазия должна окончательно переродиться и отказаться от марксистско-ленинской идеологии, лишь только потому, что все эти догмы будут мешать им, богатеть. Тогда, согласно теории коммунизма, нужна новая революция, новый Сталин, а за ним кровь и тысячи лагерей, миллионы уничтоженных. Палачи заберут всё их имущество, нажитое правдами и не правдами, и в скорости превратятся в буржуев. А значит, надо уничтожать и их. В опричники, как правило, идут жадные, склонные к легкой наживе люди. Еще при царе Грозном, князя на плаху, а имущество опричники делили между собой. Колесо какое-то, — подумал Бурцев. — Новый сатрап, новые опричники, новое обогащение, и снова нужна революция и заплечных дел мастера. Теория Ленина, с его экспроприацией имеет начало, но не имеет конца.
В это время поезд замедлил ход, Бурцев увидел, как медленно проплывал стоящий на холме храм. На нем был снят крест, разрушен купол. Красивый архитектурный ансамбль разрушен, на стенах виднелись выросшие деревья.