— Знаю, я сейчас только от «члена» вместе с начпо дивизии, на ковер вызывал.
— Получил за Миронова взбучку?
— Вы знаете, не драл. Он после случая с Карпенко такой деликатный стал.
— После, какого случая? — обратился к Бурцеву Никольцев.
— Я вам потом расскажу, — засмеялся Бурцев.
— А «начпо» дивизии только из отпуска прибыл. Прибывает в хорошем настроении. Говорит, хрен с ним, туда ему и дорога. По нем уже давно камера плачет. Новость мне по секрету рассказал. Был в Москве, ему друганы с главного политуправления сказали, что генсек того.
— Что того? — спросил Никольцев.
— Тяжело болен и вот-вот прикажет долго жить.
— Вот это хорошая весть. Садись, мы тебе за это чаю нальём.
Замполит подвинул стул вперед. Никольцев взялся за маленький пузатый чайничек.
— Тебе покрепче или как? Вот бери варенье, Бурцев угощает.
— Покрепче, — Евгений Борисович, положил на хлеб варенье, отхлебнул чай.
— Начальник политотдела говорит, что деды уже у трона толкаются. Скорее бы они там передохли. Этот старческий маразм надоел. Может, найдётся человек, у которого мозги ещё жиром не заросли, прекратит эту бойню.
— Вася, чуть не забыл, — сказал Никольцев, — у меня для тебя тоже новость. Только хорошая. Завтра Кобзон в штабе армии поет. Вот тебе билетик, подарок от меня — он достал билет и положил на стол перед Бурцевым. — Кстати, Евгений Борисович, отправь начальника клуба. Я в кассе с девушкой договорился, она на наш полк придержит сорок билетов.
Замполит, не допив чай, тут же побежал.
— Сколько я вам должен, Вадим Степанович?
— Брось, Вася, на том свете угольками рассчитаемся. В следующий раз приедет Алла Пугачёва, возьмёшь ты. Я же тебе сказал, что это подарок.
В кабинет вошёл врач полка.
— Что вы хотели, товарищ капитан?
— Это я его в госпиталь посылал, — ответил за врача Бурцев.
— Как там Жургин? — спросил Никольцев.
— Операцию сделали, пока всё нормально, но тяжёлый — крови много потерял.
— А операцию парень делал, у которого руки не из заднего места растут.
— Да, — засмеялся капитан, — тот хирург, только он не парень, а женщина.
— Видать, прыщедавы в погонах не могут, что женщин просят помочь.
— У женщин руки не те, Вадим Степанович, — сказал Бурцев, — нежные, не то, что мужские, грубые.
— Да причём тут руки, Василий Петрович, не в руках дело, в мозгах.
— Помнишь, как профессор Преображенский в «Собачьем сердце» сказал?
— Кажется, помню, — засмеялся Бурцев, — «Разруха в головах».
— Вот, вот, а ты говоришь руки. Учиться нормально не хотят. Девчонки учатся, к чему-то стремятся. Это потом мы им не даём развиваться: детей куча, да кухня и муж со своими прибамбасами. А парни пиво, да водку хлещут, в картишки играют, да по девочкам бегают. Поэтому приходит в часть эскулап, удалит чирьи на заднице у солдата и мнит себя врачом высшей категории. Ты, вот спроси его, сколько он операций сделал?
— Я не хирург, я терапевт, — ответил капитан.
— Терапевт, а кто ж пули из солдата в бою будет вытаскивать? А чтоб оправдать свою неспособность, болтаем — не довезли, потерял много крови.
Открылась дверь, появился снова замполит.
— Вадим Степанович, вашу машину можно взять? Начальник клуба за билетами в штаб поедет.
— Бери и про доктора не забудь. На Кобзона пойдёшь? — обратился к капитану Никольцев.
— Конечно, пойду.
— Тогда иди с замполитом и про Жургина не забывай. Как только придет в себя, сразу доложи. Мы с Бурцевым поедем, навестим.
Замполит с доктором вышли, в кабинете наступила тишина. Никольцев налил ещё один стакан чаю и стал медленно пить.
— А зря вы его так, Вадим Степанович, хороший он парень.