Вводное слово в искусство перевода

Свобода ясен, общителен, дружелюбен. Крепко сбитый мужчина с прямой спиной, военной выправкой, с открытым взглядом серо-голубых глаз и чеканно-строгим профилем. Искренность его несомненна. Во всем, что он говорит, участвует сердце. Он весь в замыслах.

Андерс весь в умыслах.

Свобода с его сдержанными манерами и строгим, замкнутым лицом римского военачальника, какими они изображались в скульптурных портретах, на самом деле глубоко демократичен, естествен, прост.

Андерс с его наигранным солдатским простодушием, с обликом рубаки-генерала, будто бы побывавшего во всех боях и войнах, на самом деле замкнут, двоедушен и хитроумен, впрочем не настолько, чтобы не быть изобличенным.

(А. Кривицкий)

Svoboda estas serena, komuniki^gema, amikama. Firme kunmuldita viro kun rekta dorso, milita trejniteco, kun malfermita rigardo de grize-bluaj okuloj kaj stampite rigora profilo. Lia sincero estas senduba. En ^cio, kion li diras, partoprenas koro. Li estas tuta en iniciatoj.

Anders estas tuta en intencoj malicataj.

Svoboda kun liaj rezervemaj manieroj kaj rigora ^slosita viza^go de Romia militestro, kiel ili bildi^gis en skulpturaj portretoj, reale estas profunde demokratieca, naturam simpla.

Anders kun lia ludata soldateska simplanimo, kun aspekto de hakulo-generalo, kvazau partopreninta ^ciujn batalojn kaj militojn, reale estas ^slosita, hipokrita kaj ruzosa^ga, cetere ne tiom, ke oni ne povu senmaskigi lin.

Но обратимся к нашим дням:

— История — это болтовня! — отрезал автомобильный король США Генри Форд.

— История — это совокупность труднопостижимых факторов. Только изредка удается снять с них плотное покрывало, — болезненно качает головой западногерманский ученый Карл Босль.

— История для большинства из нас — это вопрос хлеба с маслом, — откровенничает американский историк Конрад Рид.

— История США пригодна лишь в том случае, если она написана со здоровых консервативных позиций, — признается консервативный профессор Самуэль Моррисон.

(А. Кривицкий)