– Нигде не задерживаться надолго, – подхватил я, – потому что боишься: может, это случится именно здесь? Каждый встречный может оказаться тем, кого ты однажды обманула. Спать урывками, и то лишь когда сон не перебороть. Потому что даже твои друзья… это люди, рядом с которыми спать небезопасно.
Сефауинн повернула ко мне лицо. Мелькнула мысль: может, она всего лишь изображает отчаяние? Хочет, чтобы я в чем-то признался? Но девушка кивнула.
Подмывало произнести воодушевляющую речь. Сказать ей что-нибудь благородное, в манере честного полицейского, на которого я когда-то учился. Начни жизнь с чистого листа, подруга, и подыщи себе честную работу. Пойди волонтером в приют для котят-диабетиков.
– Жизнь временами такая дрянь, – произнес я вместо этого. – Но ты справишься.
– Другие справляются без жульничества, – проворчала она. – Эальстан это делает, помогая людям выжить.
– А ордаманы это делают, терзая людей, – возразил я. – Сжигая деревни. В сравнении с ними ты не такая уж и грешница.
Сефауинн потянулась, встала и отряхнула платье.
– Спасибо, – сказала она. – За то, что не осуждаешь.
– Так я сам жулик в твоих глазах. С чего бы мне осуждать?
– А вот сейчас я впервые засомневалась. Потому что все мои знакомые жулики – аэрсы, обожающие попрекать других.
Ну вот, опять. Здесь это «аэрс» – ругательное слово? (Обзывательство непонятным словом. Две звезды.)
– Средний отец может узнать меня, – сказала девушка, когда мы шли к Пустыни, – а может и не узнать. Но лучше бы мне не стоять рядом с Эальстаном, когда он будет разговаривать с ривом.
– Отличная мысль, – одобрил я. – А вот мне, пожалуй, стоит с ривом потолковать.
– Надеешься убедить Уильдсига, что… Какой ты там вол?
– Волшебник, – поправил я. – Да, надеюсь. Должно получиться. Так написано в моей книге. Помнишь, какое впечатление я произвел на ордаманов?
– Как только твои глаза не сгорели, читая эти письмена, – вздохнула Сефауинн. – Странный все-таки у тебя вюрд.
– Это словечки у тебя странные.
– Вюрд, – повторила она. – Судьба, или удача, или… Вообще-то, не совсем точный смысл, но как ты можешь ничего не знать? Откуда ты родом?
– Из Сиэтла, – ответил я, глядя на нее. – Не сказать, что у нас там много англосаксов, зато кофе что надо. И отличные книжные лавки. Сефауинн, скажу честно: в твоей стране я без году неделя.
– Однако говоришь на нашем языке.
– Это ты говоришь на нашем языке.
Она закатила глаза.
– Прекрати так делать, – потребовал я.
– Просто хотела узнать, который час.
– А между прочим, солнце у нас за спиной.
– Достаточно взглянуть на небо.
– А на земле полно теней, и они вполне длинные, чтобы определить время.
Сефауинн остановилась и впилась в меня взглядом.
– Ты чего? – спросил я.
– Да вот смотрю, достаточно ли эти тени темны?
– Достаточно для чего?
– Чтобы скрывать твое лицо. Нет, я все еще его вижу. На мой вкус, чересчур светлое.
Я успел заметить промелькнувшую улыбку. Невысказанное доверие друг к другу, вот что возникло между нами. У обоих в прошлом были неприятные моменты. Я не желал докапываться до своих, но знал наверняка, что они есть, прячутся где-то в глубине.
Теперь, когда мы признали кое-какие досадные вещи, в частности, отсутствие у Сефауинн сверхспособностей, воздух казался чище. Она подошла чуть ближе.
Я замер.
– Погоди! – сказал я. – Это что, флирт? Мы флиртуем?
Она снова закатила глаза и прошла мимо.
«Отлично, Джон, – сказал я себе. – Очень профессиональный ход. В общении с женщинами ты ужасен. Полезное открытие».
Я поспешил догнать ее.
У входа в хижину толпились люди. Что-то случилось?
Ух ты! Они таращатся на плетеные коврики – штук двадцать сложены в кипу. И рядом горка масла размером с младенца.
Правда, башмаки разобраны на составные части. Даже шнурки на волокна распущены. Как будто вихт дает понять: он сделал, о чем я просил, а что обувь испорчена, так это намек: он не из тех, кого легко захомутать.
Леоф благоговейно поднял коврик:
– Что за вихт способен на такое?
Сефауинн посмотрела на меня, затем взяла за руку и повела в сторону.
– Ну что? – тихо спросил я, когда мы вышли за пределы слышимости.
– Твоя работа?
– Да не умею я циновки плести! Максимум, что могу сделать по хозяйству, – это заварить рамен.
– У них хороший вихт, добрый, – сказала она. – Но слабый. Утром я разговаривала с детьми – он справляется только с одной легкой задачей зараз и тратит на это много дней. Ты просил своего вихта?
– Ну попросил, а что такого? Может, просто у того, кто за мною ходит, получше с трудовой этикой.
– Как тебе удалось привадить столь сильного вихта? – допытывалась скоп. – И не к месту привадить, а к человеку? Это же бессмыслица какая-то…
– Сам знаю, что бессмыслица! – сказал я. – Представь себя на моем месте! Ноль звезд! Бессмысленней, чем диетическая газировка с сахаром.
Стоп!
Откуда, черт возьми, мне известно, какой у этой газировки вкус? Похоже, и впрямь кое-что из моего прошлого лучше оставить в забвении.
– Что такое ноль? – сдвинула брови Сефауинн.
– Ты серьезно? – спросил я. – Из того, что я наговорил, тебя только это удивило?