Праздничным днем второго мая мы с женой отправились на прогулку, захватив с собой Джекки. Я зашел в театр, чтобы купить билеты на вечер, а когда вышел оттуда — не увидел ни жены, ни Джекки. Напрасно я озирался по сторонам — они словно испарились. Но вот в конце улицы мелькнула знакомая женская фигура с собакой; я поспешил к ним навстречу. Вид у них был довольно необычный. Галя, раскрасневшись, тяжело дышала, как после быстрого бега; Джекки испуганно жался к ней, подобрав хвост. Все тело его тряслось в мелкой зябкой дрожи. Что произошло? Оказалось — вот что.
Перед театром стоял духовой оркестр. Когда мы проходили мимо него, он молчал, но едва я скрылся в подъезде театра, дирижер поднял палочку и звуки бравурного, грохочущего марша огласили воздух, покрыв обычный шум улицы.
Галя с Джекки на поводке в ожидании меня остановились как раз напротив музыкантов, в каком-нибудь десятке метров. Галя видела, как они приготовились играть, и знай она, что из этого может получиться, все могло быть по-другому, но, увы, ей и в голову не могло прийти, что тут таится какая-то опасность. Музыка для нее была только музыка. Совершенно по-иному отнесся к этому Джекки, никогда не слыхавший ранее духовового оркестра.
Рев медных труб, грохот барабана произвели на него самое устрашающее впечатление, подобно грому, грянувшему с ясного неба. Оглушенный, в одно мгновение потерявший всякую способность что-то понимать, повиноваться, в ужасе он рванулся, сдернув ошейник через голову, и, не слушая окликов, кинулся прочь от этого места; Галя — за ним. Она догнала его лишь в конце второго квартала.
Постепенно он успокоился, инцидент, казалось, был исчерпан, и, возвращаясь домой, мы уже вспоминали о нем со смехом.
Но через несколько дней в поведении нашего четвероногого воспитанника начали замечаться резкие изменения.
Прежде всего у него резко ухудшился аппетит. В животе урчит, а щенок обходит чашку, как будто там запрятана гремучая змея. Появилась пугливость. Приходит посторонний — вместо того, чтобы облаять его, Джекки забивается под кровать; потом он вообще стал прятаться в темные углы. Пойдем на улицу — озирается, вздрагивает при всяком, даже самом слабом шуме; видно, что ему совсем не до прогулок. А спустишь с поводка— опрометью назад, домой, и опять под кровать или в угол.
В субботу после работы мы решили совершить компанией — в том числе мой знакомый с Рэксом и еще один товарищ с собакой — пешеходную вылазку за город. Но Джекки уже гулял плохо. Он почти не отходил от меня, не интересовался игрой, обнюхиванием встречных предметов; громкий разговор, даже смех заставляли его вздрагивать и настораживаться, а иногда с признаками оборонительно-пассивной реакции и отбегать в сторону, хотя все участники прогулки были хорошо знакомы ему и раньше он обычно радовался им. Почему-то особенные опасения и недоверие вызывал у него третий член нашей компании, оживленный, шумный, с зычным голосом, одевавшийся всегда под военного — в гимнастерку и брюки защитного цвета. Тогда мы еще не разобрались, в чем причина…
А ночью у Джекки начался сильнейший припадок. Я проснулся оттого, что мне показалось — будто что-то упало. Оказалось, это грохнулся Джекки. Когда зажгли свет, он лежал посреди пола на боку, растянув лапы и, как казалось, без признаков жизни; потом вдруг вскочил и заметался по квартире, поминутно падая и снова поднимаясь, натыкаясь на мебель, точно слепой, с блуждающим взглядом, порой взвизгивая, как от боли. Несколько раз он принимался с жадностью лакать воду, расплескивая ее, затем пароксизм возбуждения сменялся полным упадком сил, и Джекки снова валился на пол, почти лишаясь чувств. Нас он словно не слышал.
Только теперь стало понятно, что означало легкое покраснение глаз, замеченное нами еще дня три назад. У Джекки начиналась болезнь, а мы не придали этому значения. Теперь глаза были не только красны, но и запухли, особенно один. Выворотилось веко, обнажив кроваво-красную слизистую оболочку, появилось истечение, не сильное, но давшее вполне заметную конъюнктиву. На свету щурится. Смерили температуру: 38,9°.
Попросился на улицу. Открылся сильнейший понос; потом сходил вполне нормально. Походка сделалась подскакивающая, обеими задними лапами сразу, точно перепрыгивает через невидимое препятствие. Горбится. Ложится — сначала головой; как будто упал. Лежит на боку, приподнимает заднюю лапу, другими подергивает. То в сознании, то как бы теряет способность нормально воспринимать окружающее: тычется носом в чашку с водой, но словно не ощущает ее. Позевота время от времни; зевки совершенно беззвучные. Слюнотечение в небольшом количестве. Смотреть на все это было просто страшно.
До утра мы промаялись с ним; потом стали вызывать врача. День был воскресный, и, как на беду, знакомого ветеринарного врача дома не оказалось; бесполезно было обращаться и в ветполиклинику.