В черном углу ночного клуба «Черный бархат» две застывшие нетанцующие фигуры могли сойти за восковых манекенов, если б сутулого парня с липкими волосами на лице не выдавали тремор пальцев, а мужчину в черном – вращающиеся, как шары в подшипнике, зрачки. Эдисон и Холеный, как полководцы после недолгого боя местного значения, наблюдали с «командного пункта» шевеления уцелевшего на поле брани людского состава. Больше всего их занимали трое молодых людей: парень и две девушки за столиком. Они, известное дело, перебрали свежего героина. Что хотели – получили. Перебрали, пережрали, сладко им живется, хотели еще послаще… А завтра им будет тяжело, не то слово – страшно, они увидят зверя, который скажет: я от вас уже никогда не отстану, и вы отныне будете у меня на цепи. И сколько бы вы не просили, не умоляли, ни ползали на коленях, вы станете рабами иглы и черного кайфа, и с каждым разом он будет горше самой горькой полыни, самого смертоубийственного мышьяка… Ну, а завтра, смущаясь, как бы ненароком, да, конечно, в последний раз, приползут и попросят добавки, как детки кашки поутру. Все это Холеный знал, как «букварь наркомана», от первого до последнего слова.
Они оба, разные и ненавидящие друг друга до заворота кишок, были едины в одном: больше, чем деньги, им приносило наслаждение, буквально на грани сексуального, познание и ощущение, наблюдение за процессом одураманивания, самоуничтожения этих выпендрежных, наглых, самоуверенных юнцов, получивших все от жизни благодаря прохвостам-родителям. И если Эдисон, недоучка, кидала, барыга, «свой в доску парень» сам сгорал потихоньку вместе с клиентурой, то Вальтер, Холеный, как ему метко влепили прозвище, в самых страшных снах не прикоснулся бы к наркоте. И потому его особым интеллектуальным наслаждением было без
Подъехав, наконец, к клубу, Иван стремительно прошел внутрь, отстранив охранников, бросил:
– Я – за своей женой.
Музыка оглушила.
«Пир во время чумы», – подумал он, ощутив себя внутри вращающегося фантастических размеров детского калейдоскопа.
Чего только не повидал на войне Родин – кричащих от нечеловеческой боли раненых, контуженных с диким пустым взором, заживо искалеченных…
Он сразу увидел их – Яну, Кристину и Глеба, осоловелых, с растекшимся сознанием.
Иван схватил за грудки и сильно встряхнул Глеба, еще подававшего отчетливые признаки жизни.
– Что вы принимали? Что жрали, спрашиваю – «колеса»?
– И «колеса» тоже, – с обвисшей улыбкой отозвался Глеб. – Улетная дурь…
– Кто вам дал?
– Изобретатель электричества…
– Эдисон, что ли? – Родин метнул взгляд в зал.
– Ага… – кивнул Глеб.
Иван наклонился к Яне, но она вряд ли его узнала. Он стал бить ее по щекам, но – тщетно. Как размазанная каша, она вряд ли представляла, что происходит вокруг. Иван поднял ее левую руку, сразу увидел след от шприца. Сомнений не оставалось.
– Зачем же ты, дура, кололась? – простонал он.
Давай, Вася, вызывай клизмовозку!
Явление Родина, ворвавшегося, как ураган, не осталось незамеченным. Холеный, скривившись, бросил Эдисону:
– Опять этот дебил приперся… Сделай так, чтобы этих троих вместе с ним не было. Слишком много внимания привлекают. Натрави на них охрану, скажи, что пьяные…
Эд неохотно поплелся к столику.
– О, ребятки, хорошо погуляли… – сходу принял он беззаботный тон. – Может, вам такси вызвать?
Иван мрачно глянул на Эда.
– Ты дал им… ломовую дурь?
– При чем тут я? – возмутился Эдисон и пожал плечами. – У нас – свобода выбора!
– У меня – тоже! – негромко ответил Иван и молниеносным, сокрушительным ударом, которым всегда славился, отправил Эдисона в пространство между столиками.
Охрана заботливо отреагировала, в мгновение оказавшись на месте блиц-побоища.
– Что тут происходит? – изогнувшись коромыслом, напустил грозный вид старший охранник. – Немедленно покиньте клуб, а то мы вызовем милицию.
– У нас элитное заведение, что вы тут позволяете! – дозу возмущения добавил второй сотрудник, коротконогий, как пони, и с лицом, похожим на пережаренный блин.
– Слушай, ты, сторож, – Иван подошел вплотную, на критическое расстояние, к старшему охраны, тот отшатнулся. – Тут «Скорую помощь» вызывать надо, а уж потом – милицию. Этот гад, – кивнул в сторону пытавшегося встать Эдисона, – в открытую продает в вашем гадючнике наркоту. Вы что, ослепли: у ребят передозировка! Секьюрити сраные! Отстежку имеете?
Он повернул руку Глебу, показал след от укола.
Охранники переглянулись, пожали плечами, старший вяло распорядился:
– Давай, Вася, вызывай клизмовозку!
Эдисон, доперев, что запахло не просто жареным, а удушливо опасным для его небритой куриной шеи, испарился быстро, как дым из выхлопной трубы. В чем всегда преуспевал, качество, важнейшее для наркобарыги.
Иван, чертыхнувшись, сам набрал номер на мобильнике.