Однажды, во время долгого перерыва между пациентами, я нашла видео исследовательницы Массачусетского технологического института Шерри Теркл о таком одиночестве. В конце девяностых, сказала она, она была в доме престарелых и наблюдала, как робот утешал пожилую женщину, которая потеряла ребенка. Робот выглядел как нерпенок, покрытый мехом и с длинными ресницами, и он достаточно хорошо воспринимал речь, чтобы корректно отвечать. Женщина изливала сердце этому роботу, и казалось, что он следил за ней взглядом и слушал ее.
Теркл рассказывала: ее коллеги сочли, что этот робот-нерпенок стал огромным шагом вперед, способом облегчить жизнь людей, однако она сама чувствовала себя глубоко подавленной.
Я вздохнула, понимая ее. Всего за день до этого я в шутку сказала коллеге: «Почему бы не завести психотерапевта в iPhone?» Тогда я еще не знала, что скоро психотерапевты появятся и в смартфонах – в виде приложения, через которое можно связаться со специалистом «в любое время, в любом месте… за долю секунды, чтобы сразу почувствовать себя лучше». Я думала о таких инновациях в том же ключе, что и Теркл, рассуждающая о женщине с роботом-нерпенком.
«Почему мы перепоручаем другим те вещи, которые определяют нас, как людей?» – спрашивала Теркл в видео. Ее вопрос заставил меня задуматься: потому, что люди не выносят одиночества, или потому, что они не выносят других людей? По всей стране – в кафе с друзьями, на рабочих встречах, во время обеда в школе, в очереди супермаркета и за семейным столом – люди пишут сообщения и твиты и совершают покупки, иногда имитируя зрительный контакт, а иногда не делая и этого.
Даже в моем кабинете люди, которые заплатили за возможность прийти, заглядывают в свои вибрирующие телефоны, чтобы посмотреть, кто им пишет. (Часто это те же люди, которые потом признаются, что отвлекаются на телефон и во время секса, и сидя в туалете. Узнав об этом, я поставила бутылку антисептика для рук в своем кабинете.) Чтобы нас не отвлекали, я установила правило «никаких сотовых телефонов на время сессии», но заметила, что, уходя, пациенты хватаются за смартфоны и просматривают сообщения еще на подходе к двери. Не лучше ли было бы провести время, позволив себе на лишнюю минутку задуматься о том, что мы только что обсудили, или мысленно перестроиться, возвращаясь к внешнему миру?
Другие люди чувствовали себя одиноко, как я заметила, обычно в промежутках между чем-то: покидая психотерапевтическую сессию, ожидая зеленого сигнала светофора, стоя в очереди на кассу или поднимаясь в лифте, они доставали гаджеты и избавлялись от этого чувства. Будучи в состоянии постоянного отвлечения они, кажется, теряли способность быть с другими и быть наедине с собой.
Кабинет психотерапевта, по всей видимости, оставался единственным местом, где два человека пятьдесят минут сидят в комнате вместе, не отвлекаясь. Несмотря на завесу профессионализма, этот еженедельный ритуал «я – ты» зачастую оказывается одним из самых человечных контактов, пережитых людьми. Я была полна решимости развивать свою практику, но не была готова идти на компромисс с этим ритуалом ради того, чтобы это произошло. Может прозвучать странно, если не откровенно неудобно, но для уже посещавших меня пациентов это было огромным вознаграждением. Если мы создаем пространство и добавляем время, то узнаем те истории, которые стоят того, чтобы их ждали; те, что определяют наши жизни.
А моя история? На самом деле я не выделяла времени и пространства для
А дни летели.
37
Предельные заботы
Я захожу в офис Уэнделла, мокрая насквозь. Мне надо было лишь перебежать дорогу от парковки до здания, но внезапно начался первый зимний ливень. У меня не было ни зонтика, ни пальто, так что я натянула хлопковый блейзер на голову и побежала.
Теперь с блейзера капает, волосы начали кудрявиться, макияж потек, а мокрая одежда пиявкой липнет к телу в самых неудачных местах. Я слишком промокла, чтобы сесть, так что просто стою около кресел в приемной и думаю, как привести себя в порядок, когда дверь в кабинет Уэнделла открывается, и оттуда выходит красивая женщина, которую я уже видела раньше. Она снова вытирает слезы. Опустив голову, она проходит за бумажной ширмой, и я слышу цоканье ее каблуков, эхом отдающееся в коридоре здания.
Марго?