Позвонил Толик, которому я рассказал, что немцы ничего не купили, а я завтра ухожу в гостиницу, так как приезжает Лена. Толик ответил, что еще будет звонить и грустно разъединился. Потом я сделал звонок ветеринару и рассказал про Машин запор. Врач объяснил, что такая реакция собачьего организма вполне возможна от двухсуточного беспробудного спанья или стресса. Он посоветовал купить глицериновую клизму и очистить кишечник дорогого мне существа от излишних материалов. Все необходимое я приобрел в ближайшей аптеке, но выводить собаку было опасно: консьерж не спал. Я сложил вещи в чемодан для утренней эвакуации в гостиницу Metropol и отложил клизму до утра.
В девять пятнадцать я выловил Машу и перевернул ее попой вверх. Такой наглости от своего обожаемого хозяина дочь Альбиона никак не ожидала и поэтому сопротивления не оказывала. «Мало ли для чего понадобилась шефу пенетрация в мой зад», – читалось в глазах Марии. Улучив минуту, я ввел Машке в анус клизму и нажал на грушу с глицерином. Маша не шевелилась, до конца не понимая, что инородное тело у нее в жопе – это вообще-то очень хорошо, модно и для ее же блага. Последние капли глицеринового состава входили под обрезанный хвост, когда зазвонил телефон. Я снял трубку в полной уверенности, что это Толик, но ошибся. Звонил придурок Моня, хозяин квартиры.
– Ну шоооо? – придурок гнусавил, растягивая слова, как на эспандере. – Были антисемитыыыы? Ты уже выработал у них комплекс, и они в искупленииии всеее икупилииии?
– Они ничего не купили. Репин с твоим бурлаком в фитнесе просто чудовищен. А яйцо?! Лучше бы Толик оторвал от себя что-нибудь другое, натуральное, настоящее.
В этот момент я увидел, что Маша как-то нервно на меня смотрит.
– Какой фитнес? Какое яйцо? Там был потрясающий этюд Репина к работе Серова «Переход Суворова через границу Швейцарии».
– Послушай, мне некогда. Толик меня попросил – я сделал. Я должен идти. Вы оба мне надоели.
– Даааа ты пониииимаешь, что сделал этот дегенерат? Он оставил тебя в квартире, забитой антиком, и попытался всучить им свое фуфло, которое у меня висело уже два года! Моему клиенту! Вместо того фуфла, которое мое личное!
Бедная собака начала крутиться юлой на одном месте, слегка повизгивая. Маша была хорошо воспитанной интеллигентной английской сукой и практически никогда не лаяла, не скулила и делала свои дела только на улице. Но в этот суровый час собачьих испытаний интеллигентность и воспитание Марии Ричардовны могли отступить в силу глицериновых обстоятельств.
– Извини, я должен бежать. Иначе весь твой сраный новодел утонет в говне.
– Шо воообще происходит в моей квартире? Я и так полгода не плачу за нее аренду.
Машка уже дрожала всем телом и тащила меня за брючину к выходу.
– Так ты мне скажешь, шо там случилось? Я уже вернусь через два дня…
Я бросил трубку на рычаг, надел на собаку ошейник, и мы помчались к выходу.
…Он очень медленно шел вверх на седьмой этаж, этот маленький лифтчик. И назад скорости этот проклятый лифт не прибавил.
Маша стояла лицом ко мне, дрожащей попой к дверям и тряслась уже всем телом. Более грустных и одновременно умоляющих глаз я в своей жизни никогда больше не видел. Где-то на третьем этаже она приняла позу, которую преподавательница йоги называла «собака головой вниз», и в этой позе застыла изваянием.
Наконец на первом этаже со скрипом разъехались узкие двери. Может, это была реакция на приземление лифта или на звук открывающихся скрипучих дверей, но Маша, не меняя позы (собака головой вниз), выстрелила. Просто по-другому это не назовешь…
Такого даже я не мог себе представить! Зеркало напротив лифта, полукругом, начиная с высоты человеческого роста и где-то метра два в ширину, было в стекающем вниз говне разного сорта. Есть коктейль «Кровавая Мэри», а передо мной в княжестве Монако появился какой-то совершенно новый и настенный – «Глицериновая Маша».
Но самое удивительное было в другом. Знаменитый постулат о том, что из говна нельзя сделать пулю, в этот день опровергла моя собака. Помимо того, что все зеркало было понятно в чем, так оно еще и по каким-то причинам треснуло!
Вести доследственную проверку мне было некогда, и, схватив опустошенную собаку, мы понеслись из обосранного дома на улицу. Маша бежала веселая и беззаботная. Я ее понимал, как никто!
Оставив собаку в машине на пять минут, я вернулся в дом, чтобы забрать сумку с вещами из квартиры этого придурка.
В холле, глядя на уже известное мне зеркало, стояли окаменелыми статуями консьерж и какая-то старушка в шляпке. Они смотрели на содержимое застывающей на зеркале лавы так, как будто, раздвинув засохшее на его поверхности говно, оттуда должен был появиться сам принц Ренье-старший в короне.
– Боже, какой кошмар! – сказал я. – Как вы можете жить в таком доме? Настоящее хулиганство! Немедленно съезжаю!