Мы все, вероятно,
замечали, насколько
степень нашей
концентрации
ограничена
по масштабу
и продолжительности.
Некоторые темы
и способы мышления
неприятны нам,
разум отказывается
сконцентрироваться
на них. А бывает,
что даже интересующие
нас темы быстро
нам надоедают.
Если мы более
тщательно
поразмышляем
над этим феноменом,
то признаем,
что наши эмоции
сильно связаны
с тем, несколько
широко простирается
наше внимание.
Мы могли бы
получить
доказательства
того, что характерной
чертой этих
эмоциональных
процессов, всех
оттенков наших
эмоций является
К примеру, идея стать кем-то вроде научного работника привлекает нас не только к определённым темам, но и к удовольствиям от концентрации мысли, что ассоциируется со способностью к научной работе. Для человека, который не приемлет подобное социальное назначение, или молодой женщины, убежденной, что мышление, граничащее с научным, «не женское дело и делает ее менее привлекательной», подобное мышление, тренирующее концентрацию собственного внимания, становится почти неприемлемым, и разум начинает отвергать любые попытки, и концентрация мысли падает.
Образование населения при высоком уровне технологического прогресса требует широкого распространения такого чувства социальной принадлежности, которое соответствует умственно созидательной активности с несколько расширенным концентрационным диапазоном. Это необходимо для решения проблем усвоения и применения новых открытий, а также их распространения. Этого можно достичь, уделяя большое общественное внимание лицам, которые преуспевают в подобных попытках, а не тем, кто их избегает. Это должно быть не просто вопросом культурных привязанностей в стиле «а как я выгляжу со стороны». Это не должно побуждать человека к тому, чтобы он пытался привести собственное мнение о себе в соответствие с чьим-то другим мнением. Целью должно стать воспитание внутреннего ощущения того, что личность, вносящая такой вклад в развитие общества, должна расцениваться как полезная не только по ее творческим способностям, но и по ее намерениям к дальнейшему развитию и выгодному использованию этих сил. Нужен не зеркальный образ предполагаемого мнения об одном человеке в умах многих (авторитетов, товарищей), а внутреннее моральное ощущение индивидуальности.
Этот вопрос станет еще более понятным при рассмотрении основных этапов, на которых в течение последних двух десятилетий была разрушена господствующая в то время культура США. Начиная с середины 60-х годов наиболее явно наблюдался сдвиг культурной парадигмы в официальной морали «общественного мнения» (что подтверждается большинством газет и развлекательных программ) от ценностей рациональности, технологического прогресса и ориентации на будущее к контркультуре поколения «Сейчас» и «Мне». В общем, речь идет об упадке культуры и распространении гедонистического иррационализма и радикального экзистенциализма. Мы не будем вступать в затяжную дискуссию об этом культурном сдвиге, а лишь остановимся на некоторых основных вопросах, и этого будет достаточно для понимания сложившейся ситуации.
Центральным звеном манипулирования общественным мнением и моралью была внутренняя взаимозависимость «революции сексуального освобождения», для представления которой с начала 50-х порнографическое нарколобби использовало журнал «Playboy», и принижения общественного статуса занятых в производстве до уровня «низшего класса». Название «Плейбой» («Повеса») наиболее точно отражало смысл контркультуры в целом. Ее принципом был и остается гедонистический иррационализм, вырождение, ведущее к неразвитому состоянию интеллекта и морали, ускоряемое вторжением противоестественных и надуманных способов поведения в сферу сексуальных и других подобных оргий. Это совпало с массовым бегством из городской индустриальной жизни и переселением в пригороды в 50-х годах семей, занятых преимущественно в производственном секторе.