Вы там держитесь…

Маме стало стыдно, и она обняла Бабыру.

– Приходи, Ирочка, чай пить (сказала мама).

– Только если вы больше не будете про Михайлова и Панфилова говорить (сурово сказала Бабыра).

– Не будем! (хором сказали мы).

Мама мне выговорила, когда мы домой пришли:

– Ну зачем ты ее троллишь? Она ведь добрая, Бабыра. И все-таки преподаватель.

– Ага, причем литературы (сказала я).

– Вообще ужас, конечно (сказала мама). Михайлов забыл про ДР Панфилова, 8 тыщ экземпляров. С ума сойти.

Рассказы про пьяниц

Вот что мне консьержка Рая рассказала – к ней приходил парень, сосед-киргиз, который со мной кошку спасал (летом дело было – спасала я одну сумасшедшую кошку, которая меня потом покусала сильно).

Оказывается, он в полном недоумении.

– Зачем ей кошка? (спросил он, тяжко вкалывающий на стройке и кормящий двух детей и жену, которая с ними сидит).

Консьержка, тоже киргизка, но уже привыкшая к нам, давно здесь работает, сказала:

– Жалеет она кошку. Правда, я тоже удивляюсь – зачем она ей?

– А что она делает? (спросил парень). Дома у нее – книги и цветы, и кот (сказал он осуждающе). И мужа нету…

– Она работает в Интернете (сказала Рая).

– Сетевой маркетинг? (спросил он).

– Нет! Она рассказы всякие пишет.

– Рассказы?! Ну, это вы загибаете: рассказы пишут писатели.

– Так она и есть вроде как писатель.

– Женщина и писатель? Странно (сказал он). Она вообще как мужчина – все время сбивается на разговоры о политике. Так и хочется ей пива предложить. Обычно с женщинами о политике не говорят: но она меня буквально заставила. А про что рассказы-то? Про любовь, что ли?

– В том-то и дело, что нет! Смешные рассказы. Я прочла два или три.

– Смешно было?

– Не очень: про каких-то пьяниц.

– Женщина, сидящая дома с котом, без мужа и с книгами, пишет рассказы про пьяниц?! Теть Рай, ты че, совсем, что ли? Че ты всякую ерунду слушаешь? Она просто с приветом, теть Рай. Хотя вроде неплохая баба. Но точно с приветом.

Вот такой разговор. Теть Рая даже за меня обиделась.

А мама говорит:

– Все правильно он говорит.

Гуд бай, Америка!

Кашляющие гении

Позвонила по скайпу своей подруге Арман Башировой.

А она на работе – в Вашингтоне работает, генетиком.

Там, позади, на фоне, какой-то тип начал шнырять.

– Че он шныряет? (говорю).

– Да злится чета.

– Вредный?

– Ага. Англичанин. Страшно вредный. Но гений.

– Тогда пусть шныряет, раз гений. Был бы не гений, надо бы его послать куда подальше – шныряет и подсматривает…

– Ха! Дильк, гений вышел! Можно болтать громко!

Через пять минут раздался надсадный кашель.

– Вернулся англичанин? Кашляет?

– Нет, это француз.

– Тоже вредный?

– Ага.

– Тоже гений?

– Ага.

– Тогда пусть кашляет. А ты ему анекдот расскажи: сидят типа казах, англичанин и француз…

– И кашляют?

Тут француз просто зашелся в кашле: стало ничего не слышно.

Только он прокашлялся как следует, по лаборатории опять стал кто-то шнырять.

– А это кто?

– Китаец.

– Тоже гений? А че не кашляет?

– Не, это завхоз: его все боятся. Слышишь, этот даже со страху перестал кашлять.

Вежливый сосед

Сосед Леши и Арман, моих друзей из Вашингтона, которые живут в таунхаусе, все время ранним утром сажает цветы.

Сосед богатый и красивый, врач.

А я в жутком виде, в халате и нечесаная, утром курю на крылечке.

Сосед приветливо здоровается: думает, наверно, что я уборщица из Мексики.

И тут он видит, как друзья меня провожают с чемоданами (уборщица поехала к другим убирать, думает он, наверно).

Арман ему гордо говорит, что я стендапер (мама думает, что это означает старпёр, и удивляется, что в Америке любят старпёров типа меня).

– Really? (говорит красивый богатый врач).

– У нее уже три книжки вышли (гордо говорит Арман).

– А про что вы пишете? (спрашивает сосед).

– Про уборщиц (говорю я), которые утром курят на крыльце в халате.

И тут у него вырывается:

– Автобиографическое?

Он тут же краснеет, откашливается, жмет мне руку и желает творческих успехов.

Американский Колян

Встретила в Роквилле (окрестностях Вашингтона) американского Коляна – только чернокожего.

Он шел с какой-то тележкой, в рабочей спецовке и улыбнулся мне широко и радостно.

Что-то быстро залопотал.

Я ему сказала, что плохо улавливаю быструю американскую речь.

Он сказал:

– Эт ничего… Давай (сказал он) покурим (я шла и курила, и ему захотелось покурить, видно).

Мы покурили.

Он все улыбался.

Потом говорит мне заговорщически (и артикулированно, четко, как я просила):

– Вот малость с утра выпил…

– Ну и молодец (сказала я). Файн! (сказала я).

– Это нехорошо (сказал он задумчиво).

– Это прекрасно (сказала я).

– Это хорошо, что тебе нравится, что я выпил (сказал он). Откуда ты?

– Из Москвы (сказала я). Там все с утра малость выпивают и всем хорошо!

– Вау! (крикнул он). Вот туда бы мне!

– Ну… (сказала я, изобразив сомнение). Там нас не любят.

Он не понял.

– Нас – кого? (спросил он простодушно).

Мне стало жаль его разочаровывать.

– Курильщиков (сказала я лицемерно).

Он удивился.

– Эт как? Пьют, а курильщиков не любят?

– Ага (сказала я).

Он опять улыбнулся обезоруживающе (он был пожилой, пьяненький, очень добрый и простодушный, как ребенок).