Вы верите, что ангелы существуют? (СИ)

Впервые за долгое время Киллиану хотелось жить ради чего-то, вернее — кого-то, а не вопреки всему. По утрам, пока он готовил завтрак, ловко управляясь одной рукой, его мальчик читал ему бредовые новости из интернета с уморительно умным видом, чем смешил Киллиана до слез, шутливо обижался и показывал язык. Мог усесться насупившись в углу дивана, но надолго его не хватало, и он тихонько подбирался к Киллиану сзади и, поднявшись на носочки, украдкой целовал его в шею. Он говорил, что никогда не пробовал кофе, и Киллиан показал ему кофейню на углу, где готовили вкуснейший в Нью-Йорке кофе. И каждое утро, пока Киллиан возился с завтраком, он сам ходил в эту кофейню и приносил им ароматный напиток. Он любил гулять, обожал снег и радовался снегопаду как ребенок. Толкал в снег Киллиана, хохоча, усаживался сверху и залезал ледяными ладонями под одежду, вызывая у Киллиана зубовный скрежет. Он любил подолгу стоять под струями горячего душа, а потом рисовал на запотевшем зеркале сердечки и писал — «Киллиан». Он постоянно открывал окно, и когда в квартире становилось холодно, он натягивал на себя синий свитер, который нашел в шкафу и присвоил себе, улыбался и говорил, что хочет впитать в себя его запах. Он потребовал купить елку — Рождество же! — заставил украсить и повесить гирлянды и мог подолгу сидеть на полу, любуясь сверкающими лампочками. Он сказал, что потерял телефон, и Киллиан купил ему новый с хорошей камерой, и мальчик постоянно снимал их: на кухне, в ванной, в спальне, на улице, в метро, в такси. Он распечатывал на принтере понравившиеся фотографии и вешал их повсюду. В основном в спальне. В свой новый телефон он забил только два номера: Киллиана — на всякий случай, и мамин, которой звонил пару раз и молчал… Он редко отзывался на свое настоящее имя, и Киллиан называл его — мой мальчик. Киллиан терпеливо ждал, наблюдая, как его мальчик подолгу сидел на подоконнике, разглядывая ночной город. Потому что знал — продрогнув, мальчик заберется в постель, обнимет его и прижмется к нему всем телом. Он будет водить пальцем по его груди, рисуя только ему видимые узоры, целовать его в плечо и жарко дышать в шею. И Киллиан не выдержит… А мальчик позволит ему все, кроме настоящего поцелуя. Потом обессиленный затихнет, уткнувшись носом Киллиану в грудь, а он будет вдыхать запах его волос, перебирать пальцами спутавшиеся каштановые вихры и мысленно благодарить судьбу, что послала ему этого ангела.

— Где ты откопал этот свитер?

— В шкафу, конечно же.

— Странно, что я его не выбросил.

— Он спрятался от тебя, чтобы я его нашел.

— Давай, я лучше куплю тебе новый.

— Зачем?

— Потому что этот старый.

— И что? Зато он уютный.

— Он велик тебе.

— Домашний свитер и должен быть таким.

— Он грязный. Его нужно постирать.

— Чушь! Мне нравится, как он пахнет тобой и немного сигаретным дымом.

— Когда-то я курил.

— Правда? Я тоже пробовал.

— Ну и как?

— Не понравилось. Не понимаю, в чем удовольствие — втягивать в себя удушающий дым?

— Согласен, удовольствие и правда сомнительное.

— Удовольствие — это что-то приятное, как по мне.

— Например?

— Тебе рассказать или показать?

— Показать…

А через две недели мальчик исчез из жизни Киллиана Джонса так же внезапно, как и появился. Однажды проснувшись, Киллиан обнаружил себя в пустой постели. Никто не тормошил его и не щекотал до изнеможения, чтобы немедленно разбудить. Никто больше не читал ему бредовых новостей из интернета, а в квартире больше не витал аромат вкуснейшего кофе. Ему больше не для кого было готовить завтрак. Никто больше не подкрадывался к нему, чтобы тихонько поцеловать в шею. В ванной больше никто не рисовал сердечек, со стен исчезли все фотографии, а синий свитер был аккуратно сложен на полке. И может, Киллиан и решил бы, что его мальчик был всего лишь его Рождественской фантазией, наваждением, бредом, если бы не оставленный на кухонном столе телефон, на заставке которого была фотография с ними. Его самая любимая, и единственная, которую он не удалил. А еще у Киллиана сохранился телефон его мамы — он тайком переписал его себе, и, в конце концов, он разыскал своего мальчика и понял, что они никогда не смогут быть вместе — его мальчик… умер почти три года назад.

— Ты напугал меня!

— До смерти?

— Можно и так сказать.

— Прости. Ты выглядел таким задумчивым, грустным и, мне показалось, даже одиноким, что захотелось тебя обнять и напомнить, что я тоже здесь.

— Не подкрадывайся так больше.

— А то что?

— От неожиданности могу потерять равновесие и свалюсь вниз.

— Я успею тебя схватить и не дам тебе упасть.

— А если не успеешь?

— Что за странная тяга — сидеть на перилах и испытывать мои нервы?

— Мне нравится так смотреть на город.

— Чем тебя не устраивает окно?

— Здесь у меня ощущение свободы и полета.

— Знаешь, наверное, я все же заколочу балкон.

— Не стоит за меня так уж бояться. Со мной ничего страшного не случится.