Вот так, сам того не ведая, Питер создал свое Чистилище еще при жизни, чем пошатнул законы и правила Проводников Душ, потому что такого раньше никогда не происходило. Питер пошатнул непреложные законы еще раз, когда, будучи еще человеком, поселил в своем Чистилище первую Душу. По неосторожности. А скорее всего — по незнанию. Когда, прощаясь с умирающим лучшим другом, наклонился к нему слишком близко, чтобы расслышать его последние желание — Феликс хотел хотя бы на мгновение увидеть сон про Неверлэнд. Он шепнул на прощание другу, что последнее желание непременно сбывается, и Феликс, мотнув головой, нечаянно мазнул своими губами по его губам. И этого оказалось достаточно, чтобы Душа друга, уснувшего вечным сном, навсегда поселилась в Неверлэнде Питера. Ангел Смерти своим поцелуем навечно забирает Душу в свое Чистилище, и делать это запрещено все теми же правилами. Но тогда Питер ничего этого не знал ни о Чистилищах, ни о душах, ни о Проводниках с их правилами и законами. Он был обычным мальчиком. У него была почти обычная земная жизнь подростка, у него была семья: папа, мама и сестра. А имя было совсем другое. Хотя выразительные зеленые глаза, непокорные каштановые вихры, отросшие за год без химиотерапии, и забавно оттопыренные уши делали его особенным. А необычным было лишь то, что он был смертельно болен… Он умер ранним весенним утром. Дома. Тихо и спокойно. Во сне. Он просто не вернулся из своего Неверлэнда, поселившись в нем навсегда вместе с Феликсом, которого пережил всего лишь на какие-то два месяца. Он стал взрослее, а за спиной выросли настоящие крылья Ангела Смерти — черное и белое.
— Почему люди боятся смерти?
— Они боятся не смерти. Их страшит неизвестность.
— Как можно бояться того, чего не знаешь?
— Таковы уж люди. Они боятся всего, что им впервые предстоит сделать: первые шаги, первое признание, первая любовь, первый поцелуй… Люди всю жизнь делают что-то впервые, а потом это входит в привычку, и люди совершенствуют свои первые навыки и перестают бояться.
— И только умереть можно всего лишь раз…
— Почему? Некоторые переживают такой опыт и возвращаются к жизни. И вот именно они не боятся умирать, потому что знают, что их ждет.
— А ты?
— Я уже умирал до того, как встретил тебя.
— Поэтому тебе не страшно?
— И поэтому тоже.
— А в первый раз?
— Я не помню… Может потому что все произошло слишком быстро, и я не успел испугаться.
— Как ты думаешь, почему люди возвращаются с того света?
— Быть может потому что не успели сделать чего-то важного в жизни?
— И чего же не успел ты?
— Встретить тебя…
В гильдии Проводников Душ новоявленному члену сразу же объяснили его обязанности, а также правила, которые он должен был неукоснительно соблюдать. Ему доверили непростой участок — все детские больницы Нью-Йорка. Проводники могут принимать различные образы в зависимости от того, какую Душу должны забрать. И только один из них всегда приходил к своим подопечным в своем неизменном образе, который пришелся ему по душе еще до того, как он стал Ангелом Смерти. Согласитесь, что ребенок быстрее доверит свою душу Питеру Пэну, с которым можно улететь в таинственный Неверлэнд. На вид Питеру было лет восемнадцать. Улыбчивый. Общительный. Располагающий к себе. Он всегда умел найти подход к любому ребенку. Своих подопечных Питер любил и всегда давал им время, чтобы они могли закончить важные для них дела, потому что сам знал — насколько это необходимо. В его Неверлэнде всегда было полно Душ, и это было понятно — в больницах реанимационные отделения, где пациенты «зависают» между жизнью и смертью, никогда не пустуют. Такие Души Питер называл Потеряшками и вверял их на попечительство Феликса, который был ему не только преданным другом, но и незаменимым помощником.
— Я дома!.. Как же сегодня на улице чертовски холодно. М-м-м-м… Как вкусно пахнет.
— Сейчас кто-то получит по своим ловким рукам.
— Оу! Что за строгости? Это всего лишь блинчик.
— Который ты пытаешься бессовестно стащить.
— У меня уважительная причина — я замерз, пока ходил нам за кофе. И теперь организм требует возместить потраченные калории.
— А твой организм не может потерпеть минут десять?
— Может… Но не хочет.
— Что ты делаешь? Я сейчас сожгу блины.
— А что я делаю? Всего лишь целую тебя. Вот здесь. И здесь… И еще вот тут…
— Чееерт… Ты уже не хочешь завтракать?
— Хочу… И тебя хочу.