Она сказала, что не голодна, тогда я сама их проглотила. Затем я вытерла о брюки испачканные малиновым соком руки и подумала, что все же мне не хватит одежды, чтобы остаться еще на неделю.
– Если кто-то осознает, что мы уехали, что скажет твоя подруга Флавия?
Это был не праздный вопрос. Я сказала Флавии, чтобы она прикрыла нас, если вожатые начнут нас искать, при этом никакой уверенности в ней у меня не было. Я знала, что Флавия если и врала, то как-то неумно.
Она была достаточно простодушной, поэтому-то я в свое время ей без труда скормила свой просроченный йогурт. Мне было ясно, что она этого и не заметит вовсе. Единственное, что занимало Флавию, так это ее волосы. Именно о них мы и начали разговор. Мы только приехали и размещались в палате. Флавия занимала спальное место как раз подо мной. Пока я разворачивала свой спальный мешок, она двинулась ко мне по лесенке: «Ты не могла бы расчесать мне волосы? А то они у меня запутались на ветру, пока мы ехали в автобусе». Я спустилась, а она протянула мне расческу. Я села на ее кровать, а она опустилась на колени, повернувшись ко мне спиной. Ее длинные черные волосы местами спутались в узелки. Тогда мне пришлось дернуть. Флавия испустила крик. И объяснила: «Ты сначала разберись с одним пуком, а потом принимайся за другой, и держи высоко каждую прядь, прежде чем ее расчесывать». Вся эта процедура заняла минут пятнадцать. Я заметила также, что у нее были накрашены ногти на пальцах ног и подумала: «Ну и воображала!» – но все же я выбрала в подруги Флавию, тем более что другие девочки в нашем отряде выпендривались еще больше.
С тех пор, как уехал Жасмен, лодку на воду спускала добровольно Флавия, так что по песку идти мне было не нужно. Беда была, однако, в том, что у нее это получалось не так быстро, как у Жасмена, и лодка каждый раз переворачивалась еще до того, как оказывалась в озере. Рассерженная Флавия требовала тогда, чтобы я вылезала из лодки и ей помогала, но мне было достаточно сказать ей, что я больше не буду расчесывать ее гриву, и она начинала толкать. У нее, кажется, была коллекция резиночек для волос, но она не все взяла их с собой, потому что боялась, что цветные шарики и другие украшения на них могут сломаться. Она сказала, что в надежде на продолжение нашей дружбы после лагерной смены она вышлет мне резиночки, которые у нее есть в двойном экземпляре. А я могу подарить ей березовые кожицы, ведь они такие разнообразные!
Я подняла глаза к небу. Обычно облака что-то мне напоминают: или животных, или предметы, или людей, но на этот раз у меня не было никаких ассоциаций. Это были просто облака, и все, потому что я старалась идти за Анни, но она шла слишком быстро и у меня не было времени их детально рассматривать.
– Ладно тебе, Веро!
Перед нами еще не видна была дорога, а вот лагерь исчез. Я подошла к деревьям: нет ли на них интересной кожицы на стволах берез, но вдруг заслышался странный шум, как будто кто-то закашлялся. Я побежала прижаться к сестричке.
– Ты слышала?
– Что?
Если только у Анни кружится голова, ей все нипочем.
В прошлую субботу наш отряд, «Камыши», пошел сдавать спортивные нормы на пересеченной местности. Нужно было забраться по канату на стену, пройти по шатающемуся деревянному мостику, проползти с мешками цемента и выполнить еще более сложные задания. Я сильно отставала, не говоря о том, что мне вообще все это очень не нравилось. Я спросила у Флавии, готова ли она сократить расстояние, обойдя рощицу, и таким образом догнать всех остальных. Я бы могла тем временем собирать свою березовую кожицу. С лужайки мы двинулись в сторону леса, как вдруг из-за могучего ствола показался какой-то дядька. Он спустил брюки и обнажил свои причиндалы. Флавия заорала так, что Уапити примчался тотчас же, однако дядька с причиндалами уже исчез в лесной чаще. Флавия бросилась в объятья Уапити, не оставив мне даже маленького места. Все тут же прервали сдачу спортивных норм, и мы вернулись в лагерь. Хозяин лагеря вызвал полицию. Флавия плакала: ей хотелось позвонить маме, но это было невозможно, поскольку ее мама была в это время в круизе со своим новым мужем. Когда полицейские прибыли, они показали нам портреты-роботы, на которых были изображены лица разнообразных мужчин, и спросили, нет ли среди них того, которого мы видели в лесу. Флавия по-прежнему плакала и ничего не отвечала. А я тоже молчала, потому что я тогда смотрела на дядькины причиндалы, а не на лицо.