К чести Уайта, во время нашей первой смены, он дважды попытался извиниться. Его слова звучали искренне, но я не хотела их слышать. Может, я цеплялась за его ошибку, чтобы использовать ее как щит, загородившись от своей симпатии к нему. Я решила зациклиться на этой обиде, чтобы мне не пришлось обдумывать свои чувства к нему.
Во время третьей смены Харли позвала меня на кухню. По выражению ее лица я поняла, что она хочет поговорить об Уайте.
– Я знаю, что это не мое дело…
– Так и есть.
Она вздохнула.
– Дорогая, я же все вижу. Я не знаю, что случилось с тобой в прошлом и почему ты так боишься проявлять свои чувства, но я знаю, что они у тебя есть. Очевидно, Уайт чем-то тебя обидел.
Я раздраженно вздохнула, но она примирительно подняла одну руку.
– Слушай, я знаю своего ребенка. Он неосмотрительный и импульсивный. Иногда принимает неверные решения, но у него доброе сердце, и, несмотря на всю его самоуверенность, ему тоже бывает больно. Что бы он ни сделал, может, ты могла бы принять его извинения и дать ему второй шанс.
Я обхватила себя руками и закатила глаза.
– Уайт говорил с вами об этом?
Она переплела пальцы рук, и ее губы сомкнулись в тонкую линию.
– Уайт вообще ничего мне не рассказывает. Он сказал, что все в порядке и я не должна в это лезть.
Я фыркнула, но удержалась от того, чтобы сказать очевидное.
– Я знаю, знаю, – она пожала плечами. – Я все равно в это лезу, но ты поймешь меня, когда у тебя будут дети. Мать сделает все, что в ее силах, чтобы спасти своего ребенка от горя и разочарований.
Я понимала, что у нее добрые намерения. Я понимала, что она даже не подозревает, как ее слова впиваются в меня, словно миллион крошечных ножей. Я пыталась успокоить свое мятущееся сердце и рваное дыхание.
– Я не могу, – мои глаза горели, но в них не было слез. – Не сейчас.
Она тяжело сглотнула и медленно кивнула в ответ.
– Хорошо.
– Вы все еще хотите, чтобы я здесь работала?
Ее лицо смягчилось.
– Конечно, дорогая. Что бы ни происходило между вами двумя, я уверена, вы во всем разберетесь. Просто нужно немного времени, как ты и сказала.
Я кивнула и отвернулась. У тех, кто говорит, что «время лечит», очевидно, никогда не было по-настоящему глубоких ран.