Выбор

и любви привык сторониться...

Л когда пришла она. никак не умел

с девушкой-радисткой

объясниться...

Но однажды в вихре приказов и смет,

график передачи ломая,

выбил он

«ЦЕЛУЮ!»

И принял в ответ:

угловатую царственность

льда,

если б вы хоть однажды поняли

долгожданного солнца приход,

если б легкие вы наполнили

звонким воздухом этих широт,

если б вы изведали счастье

и величие д р у ж б ы земной,—

вы, конечно, тогда —

ручаюсь я! —

повторили бы вместе со мной,

повторили —

одни украдкой,

а другие —

в голос крича:

— Заболел...

Заболел я А р к т и к о й !

Не зовите ко мне врача.

С Л Ы Ш И Ш Ь ? !

А. К.

Ч а й к у бы!

Покрепче б!

С малиной!

К а к и е некстати мечты!

Занозистый звон комариный.

Корявые сосны...

А ты

далеко.

К а к детство, далеко.

Далеко, к а к эта река

с названием-всплеском: Олекма —

сейчас от тебя далека...

В х о ж у я под посвисты ветра,

к а к в воду, в дорожный азарт.

Я понял разлуку, и это

не т а к мудрено доказать.

М о г у я плечом отодвинуть

от сердца г л у х у ю печаль.

32

И даже без писем — привыкнуть.

И д а ж е без крова — смолчать...

Я видел и землю и небо,

умею ответить врагу,

могу без воды и без хлеба,

но без одного

не могу!

П у с к а й это слишком ж е с т о к о ,

пускай я тебя огорчу,—

прости меня!

Слышишь?!

Но только

в дороге я верить хочу,

что где-то на глобусе этом,

летящем,

к а к мир, молодом,

озябшем,

продутом,

прогретом,

то темном, а то золотом,—

ты голову дымом дурманишь,

не знаешь ни ночи, ни дня

и плачешь, и руки ломаешь,

и ждешь, к а к спасенья,

меня!

О Ж И Д А Н И Е

Т а к

любимых не ж д у т у порога.

Т а к

к больному не ж д у т и врача...

Пыль

на р ы ж и х

степных дорогах —

хоть к а р т о ш к у пеки — горяча.

Л ю д и мнут ф у р а ж к и в руках,

от полей глаза отводя...

Я впервые увидел,

к а к

ж д у т д о ж д я .

Ж д у т ,

выдумывая всевозможные сроки,

2 844

33

ж д у т , надеясь на чудо,

ж д у т , матерясь:

— Пусть дороги развозит!

Плевать на дороги!

Л и ш ь бы дождь.

Пусть тогда, хоть по горло,

грязь.—

А земля горит.

От жары — как в броне.

А земля говорит:

— Помогите мне!

Без воды, без д о ж д я

больше я не могу...

Помогите!

Ведь я не останусь в д о л г у ! —

К а к ей с к а ж е ш ь :

— Выдержи!

— П о д о ж д и ! —

Чем поможешь?

М и н у т ы , как вечность, идут...

Л ю д и ж д у т и молчат.

Л ю д и курят и ждут...

Ты мне пишешь:

в М о с к в е у вас

снова д о ж д и .

Снова дождь.

По бульвару опять не пройдешь.

Снова дождь.

По обочинам мчат ручейки.

Д о ж д ь идет по М о с к в е —

теплый,

ласковый дождь.

Там скрываются от него,—

ч у д а к и ! —

надевают плащи, открывают зонты,

начинают погоду ругать с утра,

ходят хмурые...

Если б увидела ты,

как, негаданно

вымахнув из-за бугра,

мчит,

дороги не разбирающий,

34

через поле

к нам

напрямик,

так пылящий, будто пылающий,

сельсоветовскнй грузовик.

Председатель выпрыгивает на ходу,

он кричит,

а глаза блестят, к а к от голода:

— Будет

д о ж д ь !

М н е сейчас... звонили из города...—

Пошатнулся.

И дальше, словно в бреду: —

Туча...

мне звонили...

свернула сюда...

к нам идет...

Если мимо, то... быть... беде...

Ты мне пишешь, что вам надоела вода.

Н а п и ш и , напиши мне об этой воде!

О дождях напиши мне!

О том, как тяжел

воздух перед грозой...

На погоду не жалуйся!

Н а п и ш и ,

чтоб он был, этот дождь,

чтоб он шел!

Пожелай нам ливня,

пожалуйста.

С А Р Ь Я Н

Сарьян рисует, бормоча.

Ворча, Сарьян рисует.

Худой,

прозрачный, к а к свеча.

Рисует,

будто судит...

Он говорит:

«Сиди ровней...

Зачем плывешь, как масло?..

Ты — в маске...

35

Очень сладко в ней...

Сейчас исчезнет маска!...

Скрипишь зубами?

Не беда!

Ты зол, но травояден...

Что?

Уползаешь?..

Н и к у д а

не денешься, приятель...»

До судорог, до тошноты,

под канонаду пульса!

И —

«вот он,

вот о н ,

вот он — ты!..

Закончено.

Любуйся...»

Он дышит, как бегущий лось.

К спине рубаха липнет...

К р и ч а ,

рисует Мартирос.

В конце работы — хрипнет.

Сейчас он

к а к уснувший взрыв

на перевале горном...

Сидит, глаза полузакрыв,

нахохлившийся кондор.

И кажется бескрылым,

но

от этого порога

ушли в полет давным-давно

крылатые

полотна!..

Окно раскрыто, а за ним

просторно и морозно...

И Арарат

к а к будто нимб

над гривой

Мартнроса.

Р Е Ч К А

А эта речка так течет!

Стоишь и смотришь:

36

— Ах ты, черт!

Куда ж е т ы ,

судьба моя?

Она в ответ:

— Иду в моря...

— Ты ж

перестанешь быть рекой!..

— Я знаю.

М о й удел

такой.

Умру,

пересчитав мосты...

Но я н у ж н а .

Н у ж н а ! . .

А ты?

У Т Р Е Н Н И Е С Т И Х И

У ж е проснулся дом,

потягиваясь тайно.

В нем,—

как в лесу густом,

движенье, бормотанье.

К а к тысяча рапир,

зазвякала посуда.

К зарядке приступил

сосед — работник Ц У М а .

З в у ч а т его шаги,

к а к вечное возмездье.

Сейчас пойдут п р ы ж к и ,

потом — ходьба на месте.

Дверь хлопнула вдали.

О к н о — в дождинках крупных.

Вовсю гудят шмели

в водопроводных трубах.

Л и ф т

ссорится с людьми

от псренапряженья...

У ж е проснулся мир.

У ж е пришел в движенье.

37

Под камни в темноту

переползают крабы.

В задымленном порту

зашевелились краны.

Будя себя самих,

топорщатся пороги.

Тяжелый грузовик

ревет на повороте.

Метро вошло в азарт.

Открылись магазины.

Заговорил базар.

Г у д к и заголосили.

Б у к а ш к о й со стола

срывается

курносо

гремящая стрела

с груди

авианосца!..

Ворочаюсь впотьмах

от

радиофальцета.

Ведь слышимость

в домах

И в мире —