Выбор

равноценна.

Д И П Л О М А Т А М Н А Ш И М

Ю. Воронцову

Д и п л о м а т ы ,

дипломаты,—

протокольная работа...

Где-то

на земле громадной

возле самого Тобола —

ветра теплое движенье,

тихий голос:

«Сынку... сынку...»

Сын —

как в добровольной ссылке.

К а к в бою.

К а к в окруженье.

38

Там не сладко.

Там — опасно.

Там протяжные туманы...

Сын — не без вести пропавший.

Все о нем известно маме.

Но приказ — суров и точен

(небольшое утешенье) —

сын не может,

сын не должен

выходить из окруженья...

На конверты смотрит мама,—

буквы ровные — нелепы.

А на заграничных марках

короли и королевы.

Пишет сын, что все нормально,

жаль — погода утомила...

Д и п л о м а т ы , дипломаты —

на переднем крае

мира!

Д н и -

то медленно,

то быстро,

только никогда не праздно...

К а к легко вам ошибиться!

К а к вам ошибиться страшно!

Это стоит многих жизней.

Есть невидимые нити,—

вы ошиблись —

и ошибся

доменщик с Большой М а г н и т к и .

И ошибся академик.

И скрипач

смычка не тронул.

У шахтера — день потерян.

У хирурга — скальпель дрогнул.

Вмиг спокойствия лишились

люди

самых разных званий.

И у ж е страна

ошиблась!

Вся!

Которая за вами!

Будет флаг багровый биться

и под ветром не сгибаться...

39

К а к легко вам

ошибиться!

К а к нельзя вам

ошибаться!..

Светятся о к о ш к и в М И Д е .

Телетайп стрекочет важно...

Что-то завтра будет в мире,

нервном,

к а к работа ваша?

С Т И Х И О С Е Б Е

Бар,

табаком растерзанный,

коктейли,—

хоть стой, хоть ложись...

« Н у , к а к вам,

мистер Рождественский,

эта красивая жизнь?

Такое у вас бывает?

Ответьте без л о ж н ы х поз.

Здорово здесь «загнивают»?

Что? Завидно небось?..»

Ш а г а е т

мистер Рождественский

по мелькающей авеню.

Т о л к у т с я рекламы дерзкие,

конкретные, к а к меню.

Развешанные, как неводы.

Издеваясь,

дразня,

дерзя...

Вроде бы верить

не во что,

а все ж не поверить нельзя.

Д у м а е т

мистер Рождественский,

что завтра в десять утра

орава

корреспондентская

снова с к а ж е т :

«Пора!»

40

И будет допрос с прнстрастьем.

И будут в иглах слова.

И снова придется

драться!

И это —

к а к д в а ж д ы два!..

Ш а г а е т

мистер Рождественский

с к в о з ь мельтешащую муть.

Идет он по улице —

тесной,

к а к ботинки,

которые ж м у т .

И нарастают тени.

И нелегко на душе.

И завтра пройдет неделя,

а к а ж е т с я — месяц уже...

Тоскует

мистер Рождественский

о словах

«дорога домой».

О человечке потешном,

которому

хлынул седьмой.

Еще — о губах торжественных.

Еще — о пустых лесах.

О слишком ревнивой

женщине.

О добрых

ее глазах.

Шагает

мистер Рождественский

сквозь чей-то гортанный смех...

А где-то — хрупкий,

растерянный

на землю

падает снег...

Мистер

машин не слышит.

По улице, к а к по тропе,

идет он в отель.

41

И пишет

вот эти стихи.

О себе.

Д Е Н Ь Б Л А Г О Д А Р Е Н И Я

Каждый последний четверг ноября аме­

риканцы празднуют День благодарения.

Это праздник в честь первых поселенцев,

появившихся на Американском конти­

ненте.

Слишком солнечный четверг

праздником оказывается!

Вспомним песни прошлые.

Вспомним танцы древние...

Слышишь,

как колокола

широко

раскачиваются?

День благодарения!

День благодарения!

По улицам,

дразня, плывут особенные запахи.

И д а ж е в утлые углы

залезть они решаются.

На самом Ближнем Западе,

на самом Дальнем Западе,

стреляя салом в поваров,

сейчас индейки

ж а р я т с я !

Скоро на столах задышат

заварные пудинги.

Скоро хрустнут на зубах

коричневые корочки.

На усталых животах

расстегнутся пуговицы.

Станет ж а р к о в городе!

Станет пьяно в городе!

Д е н ь благодарения!

Блестят глазенки у детей.

День благодарения!..

И сразу же добрею я:

ведь для меня

42

давным-давно

каждый день,

любой день —

День благодарения!

День благодарения!

Я благодарю село

по имени Коснха,

благодарю за доброту,

за ощущенье истины.

Суматошным друзьям

Я говорю:

«Спасибо!»

И низко кланяюсь земле.

Моей земле. Единственной.

Я на ней

узнал

мир.

Я на ней от вьюг

слеп.

Обошел я на ней

все леса и просеки.

Ел я каменный хлеб.

Черный хлеб. Трудный хлеб.

И его благодарю

до последней к р о ш е ч к и !

Я благодарю судьбу

с ее прямыми сроками

за то, что было солнечно.

Зо то, что было ветрено.

На колени становлюсь.

Л а д о н ь ю землю трогаю.

Говорю своей земле:

«Будь во мне уверена...»

К а к звонят колокола!

Вблизи и в отдалении.

К а к звонят колокола!

Л может, это кажется?..

Над моею головой

солнце

раскачивается.

День идет.

Ж и з н ь идет.

Ж и з н ь благодарения.

43

ЧЕ

М о т о р перегретый натужно гудел.

Хозяйка, встречая, кивала...

И в каждой квартире

с портрета глядел

спокойный Эрнесто Гевара...

Желанья, исполнитесь!

Время, вернись!

Увидеться нам не мешало б...

Вы очень п о х о ж и ,

товарищ министр,

на наших

больших комиссаров.

Им совесть велела.

Их горе з а ж г л о .

Они голодали и стыли.

Но шли с Революцией так же светло,

как реки идут на пустыню.

Была Революция личной,

живой,

кровавой,

и все же —

целебной.

Они называли ее мировой.

Что значило — великолепной...

Товарищ Гевара,

песчаник намок

под грузным расстрелянным телом...

— Я сделал, что мог.

Если б к а ж д ы й , что мог,

однажды решился

и сделал...

— Но жизнь

не меняется!

Снова заря

восходит, как будто впервые.

А что, если вправду

погибли вы