Читаем Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ) полностью

– А голова значит неважно, ей можно пренебречь? Запомните юноша, у музыканта нет второстепенных или ненужных частей тела, даже та часть, которой на стуле сидят, не менее важна, чем другие. – и, заметив мой недоумённый взгляд, пояснил: – Вот представь себе, что у тебя там заноза или, хм, к примеру, чирей? О чём будет думать музыкант, играя произведение? О том, чтоб сыграть красиво, или только о том, чтоб лишний раз не разбередить болячку? То-то же! Но то, что руки бережёшь, это похвально. Что ж, проходи к инструменту. Я тоже хочу послушать то, что привело моего учителя в восторг. А там и решать будем, что с тобой делать. Случай уж не совсем обычный, ни музыкального образования, ни… ничего вообще!

Дежавю! Другого слова не подберу. Опять я сдаю экзамен, опять на меня с интересом смотрят экзаменаторы, и опять у меня «группа поддержки». Разве что состав «экзаменаторов» немного другой, да «группа поддержки» не в полном составе. Ну и моя конечная цель тоже немного другая. Не сдать экстерном, а всего лишь поступить, но от этого задача не становится менее сложной и трудной. Правда, один «кирпичик» в «фундамент победы» уже заложен. Мама принесла и предоставила «великому Ареопагу» мой аттестат о полном среднем образовании, чем произвела фурор и вызвала нездоровый ажиотаж среди присутствующих, о причинах которого я сразу не догадался.

Прикрыв глаза и немного посидев просто привыкая к банкетке, провёл руками по клавишам рояля, опробовал педали и размял кисти рук. А потом отрешился от всего и заиграл. Начал со «свадебного вальса», затем «мой детский каприз» и закончил «Хава Нагила». Посидев минуту в тишине, я повернулся к моим экзаменаторам и замер, ожидая их вердикта.

– Миша, это и правда, всё ты написал? – В голосе Столярова звучало неприкрытое изумление.

– Нет, Григорий Арнольдович. Хава Нагила – это народная еврейская песня. Я просто где-то услышал эти слова и мотив, и подобрал музыку для рояля на слух. Моя тут только аранжировка. «Каприз» и «Свадебный вальс» напевала моя мама, тут тоже только моя аранжировка для рояля.

– Ну, надо же! Прошло всего десять лет, и она уже «народная»… – Столяров саркастически хмыкнул. – «Просто подобрал и аранжировал»… Слова-то какие! Вот так вот… просто взял… и подобрал на слух! – Григорий Арнольдович вскочил со стула и начал возбуждённо ходить вдоль сцены. Остановившись напротив стола с экзаменаторами, он обратился к тёмноволосому мужчине с аристократической внешностью. – Николай Николаевич, а что вы можете сказать по поводу мальчика? Будем принимать?

– Конечно, будем. Вопрос только куда. Если в техникум, то у меня возражений нет. Хоть сейчас подпишу экзаменационный лист. Но если вопрос стоит об институте, то трёх сыгранных произведений маловато будет. Те шероховатости, что мы услышали, препятствием не являются. Это просто отсутствие практики сказывается. Тем более что я внимательно смотрел, как себя к выступлению подготавливал абитуриент и как он играл. Вижу, что когда-то практика у него была, хотя в силу его возраста, не думаю, что большая. Так что по техникуму принципиальных возражений у меня нет. А после техникума молодой человек, если пожелает, сможет закончить и наш Институт.

Э, ребята… Такой хоккей нам не нужен! Зачем мне техникум, если мне сейчас уже только институт подходит, то есть консерватория? Нафиг я буду время терять, если оно у меня и так в обрез, хоть об этом никто не догадывается? Получить такую фору по времени на школе и профукать её на техникум? Не…! Так не пойдёт… Я хмуро посмотрел на Ник-Ника, как я его для себя окрестил для краткости и, поймав его удивлённо-вопросительный взгляд, спросил: – А сколько произведений надо сыграть, чтоб было достаточно для поступления в институт?

Вилинский, как я позже узнал его фамилию, с изумлением переспросил: – Простите, не понял? Вы готовы нам сыграть ещё несколько произведений? Я, видимо, неточно выразился, я имел в виду своих произведений! – я кивнул головой, показывая, что услышал его и повторил вопрос: – Так сколько своих произведений я должен сыграть, чтоб поступить в институт? – Николай Николаевич растерянно обвёл взглядом замерших коллег и снова перевёл взгляд на меня. – Простите, Вы хотите сказать, что у Вас есть свои произведения? – его удивление было неподдельным, как и выражение крайнего изумления на лицах экзаменаторов.

И только моя «группа поддержки» держала невозмутимый «покер фейс». Мама просто не совсем поняла, о чём идёт речь, но она уже неделю как видела в моих руках аккордеон и слушала мои песни, которыми я услаждал её слух, одновременно восстанавливая свои навыки. А Семён Маркович просто наслаждался ситуацией, когда не только он один уходит в ступор, и сейчас выглядел как кот, где-то стыривший кусок сала. Так же счастливо щурился и из-под тишка показывал мне большой палец.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже