Выбор. Долгие каникулы в Одессе (СИ)

– Я хочу сказать, что я готов сейчас вам сыграть свои произведения, и хочу вас уверить, что они прозвучат впервые, и вы будете первыми, кто их услышит в этом мире и в этом времени. – согласен, моя фраза выглядит слегка пафосно и немного напыщенно, надеюсь, это спишут на моё возбуждение. Но ведь в главном-то я не соврал, «впервые в этом мире и в это время»!

– Ну… Сыграйте нам что-нибудь. – и Вилинский выйдя из-за стола, подошёл к роялю, с подозрением оглядев инструмент и мои руки. Он что, шпаргалки ищет? Я усмехнулся этой мысли, и уже обращаясь ко всем присутствующим произнёс: – Как вы знаете, я – сирота. Мои родители погибли и более двух лет я скитался и беспризорничал, пока не нашёл свою нынешнюю Маму. Моя песня посвящается этим поискам. Но я не хочу петь обычную «жалейку» о том, через что мне пришлось пройти. Сегодня в нашей стране, таких бродяг как я – миллионы.

Кому-то не повезёт так, как повезло мне. Но кто-то тоже найдёт свою Маму. И у всех брошенных и потерянных детей должна быть надежда и вера в это чудо. Поэтому я написал сказку о Мамонтёнке, очнувшемся на далёком севере среди ледяного безмолвия и оказавшегося в полном одиночестве. Добрый старый морж подсказал мамонтёнку, что в далёкой и жаркой Африке живут большие слоны, на которых мамонтёнок очень похож. Наверное, и его Мама тоже находится там. Вот и отправился мамонтёнок в далёкое и опасное путешествие по морю на льдине в поисках своей Мамы. А это его песенка. – Я вновь повернулся к роялю и опустил руки на клавиши.

По синему морю к зелёной земле…
… Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети![5]

Я закончил играть и в полной тишине осмотрел своих возможных будущих преподавателей, задумчиво разглядывающих меня. Только моя мама, уткнувшись лицом в пиджак Семёна Марковича, приглушённо всхлипывала, стесняясь показать своё заплаканное лицо.

– Вчера вечером я уже рассказал эту сказку и спел песенку своим друзьям, и она им понравилась. Наверное, её можно петь на детских утренниках и праздниках. Она коротенькая, мелодичная и легко запоминается. Только я не знаю, как это устроить и что с ней делать дальше. Но это не единственная моя песня, что я хочу сыграть для Вас. Следующая песенка будет немного сложнее и, наверное, она больше подойдёт для детского хорового исполнения. – я улыбнулся и подмигнул экзаменаторам. – Николай Николаевич, Юлия Александровна, подпевайте! – и увидев на их лицах лёгкое замешательство от столь неожиданного предложения, с трудом сдерживая усмешку, вновь вернулся к инструменту. Ничего! Сейчас я вас расшевелю, у меня есть чем. Да и сам я, похоже, поймал кураж. Эк меня распирает-то!

Вместе весело шагать по просторам…
… И, конечно, припевать лучше хором, лучше хором, лучше хором![6]

А ведь и правда, лучше хором! Солидные и заслуженные преподаватели столпились вокруг моего рояля и самозабвенно подтягивают припев детской песенки, а я добрым словом вспоминаю Льва Моисеевича Матусовского и Владимира Яковлевича Шаинского, написавших слова и музыку к этой замечательной песне. Отзвучали последние аккорды и смолкли звуки. Взрослые и респектабельные люди смущённо переглядываются, словно стыдясь своей проявленной несдержанности, но отходить от рояля не торопятся. Я вздыхаю. Руки-то с непривычки уже устали, но железо надо ковать пока оно горячо. И поэтому я вновь с немного грустной, и одновременно самой очаровательной улыбкой, на какую только способен, обращаюсь к этим взрослым детям.

– Я почти не помню, что со мной было раньше, возможно это и к лучшему, ведь моя жизнь только начинается. Начинается с чистого листа и передо мной, я верю в это, лежит долгий путь. Я очень надеюсь на то, что моё будущее окажется ко мне менее жестоким, чем моё прошлое. Об этом моя следующая песня. Моя просьба, моя молитва…

Слышу голос из прекрасного далёка…[7]

Я закончил играть и замер в полной тишине. Но вдруг раздались хлопки, это мне аплодировали преподаватели, но аплодисменты раздавались и от раскрытых дверей в аудиторию где перед входом столпились студенты и не жалея сил били в ладони. – Браво! Молодец! Бис! Брависсимо! – студенты восторженными возгласами выражали свои эмоции. Пётр Соломонович торжествующе посмотрел на Столярова. – Ну, что я тебе говорил? Теперь не сомневаешься?

И вдруг неожиданно нагнулся ко мне и, погладив по голове, шепнул на ухо: – Ты конечно талант, я в этом не сомневался, но теперь встань и выйди на поклон, публика это любит. Привыкай! – и приобняв, помог мне встать с банкетки. А затем, шутливо придавливая шею, заставил раскланяться перед преподавателями и отдельно перед студентами, чем вызвал новый шквал аплодисментов. Это был мой первый маленький триумф.