Читаем Выбор Донбасса полностью

Нарастающий, до оглушающего, свист, переходит в визг.

Снаряд — взрыв — машину разносит в клочья. Темнота. Тишина.


Голос Миро. А вот это уже наш… (Пауза.) Юрка, ты жив?..


Конец видения Юрия


В шкафу — день

Юрий полулежит на своих железных штырях, глядя в потолок шкафа.


Миро. Юрка! Что с тобой?..


Юрий не отвечает.

Артобстрел прекратился. Слышны редкие выстрелы вдалеке.


Школьный двор — день

Нацгвардейцы выгоняют из здания школы пятерых пленных ополченцев, ставят их к стенке школы. Из одежды на пленных — только трусы.

Шестеро нацгвардейцев становятся в шеренгу перед пленными и вскидывают автоматы.


Филин. Готовсь! По врагам Украины — огонь!


Раздаются автоматные очереди.

Пули дробят стену над головами ополченцев.


…О, один таки, обоссался!


Тычет пальцем в обмочившегося от страха Худощавого.


…А теперь на четвереньки и — бегом по кругу.


Нацгвардейцы пинают ополченцев ногами, гонят их по двору на четвереньках.


…А теперь громко: Слава Украине!

Пленные (хором, вразнобой). Героям слава!

Филин. Еще громче! «Украина понад усэ!»…

Пленные. «Украина понад усэ!..»


Тех из пленных, кто делает это недостаточно громко, нацгвардейцы пинают ногами в тяжелых берцах, бьют прикладами.

Жердь и нацгвардеец со свастикой направляются к шкафу.


Жердь. А с этими, чё? Всё вокруг раздолбано, а шкаф — целехонек! Так они и нас переживут!

Нацгвардеец со свастикой. Да расстрелять их и все дела!

Жердь. Куда ты спешишь? Вон, в Попасной, посадили на танк сепаров, седого и девчонку, и бросили на свои же пули… Седой-то — хрен с ним, а вот с медсестричкой поспешили — с ней бы еще ребята повеселились!


В шкафу — день

Юрий внимательно вслушивается в разговор охранников.


Голос боевика со свастикой. Ну, ты, бл…, сравнил: медсестричку — с этими уродами! Да, если бы сейчас в шкафу эта Настенька была — уж я б ее поохранял!..


У Юрия на глазах слезы.


Школьный двор — день


Боевик со свастикой. …А с этих — что толку? У-у, суки! Не, дай я им щас в шкаф — гранату, и звиздец, и мы свободны!

Жердь. Нет, ты не рубишь! Весь интерес-то: чтобы их — свои же!.. Давай так… Если за сутки их сепары не расхерачат — ставлю пузырь!


Свист летящего снаряда. Нацгвардейцы убегают в бомбоубежище.


Школьный двор/в шкафу — ночь

Светит яркая луна. Во дворе необычно тихо. Не слышно свиста мин, взрывов снарядов.

Изредка слышны далекие одиночные выстрелы.

У шкафа на земле сидит Марк с автоматом.

Подходит Майор.

Марк поднимается с земли.


Майор. Открой.


Марк отодвигает засов, открывает дверь шкафа.

Майор оглядывает пространство внутри шкафа. Качает головой.


Майор (Юрию). Да… не сиделось вам во Франции. По-хорошему — вас нужно, конечно, расстрелять…

Юрий. Хорошо, только сначала вы не могли бы принести пустую пластмассовую бутылку — очень нужно.


Пауза. Майор кивает Марку, тот закрывает дверь. Майор уходит.


Миро. Ты, это, не слишком — с бутылкой?

Юрий. Может, и слишком. Только терпеть больше не могу.


Гремит засов, дверь открывается.

Майор протягивает Юрию пластмассовую бутылку.


Юрий. Спасибо.

Майор. Вас кормили?

Юрий. Нет.

Майор. Ладно. Я пришлю кого-нибудь.


Марк закрывает дверь шкафа. Майор уходит.

Звонок мобильного телефона.

Марк задвигает засов на двери шкафа. Достает из кармана телефон.


Марк. …Та не, Илонушка, я не тикав от тебя сюда. Просто тогда, когда мы с тобой поссорились, я пошёл до хлопцев, а они в ту ночь решили вступить в батальон. И меня позвали… Та не, Илонушка. Я уже не могу вернуться…


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги