Выбор Донбасса

а жена его ждет под Жмеринкой.

Все гадает — вернется скоро ли:

на погост или так — подстреленный?

Сизый месяц в ночи над кладбищем,

и Чумацкий Шлях — над могилами,

травят душу дымами капища,

и — мою Украину милую!

Вновь она голосит отчаянно —

круто взнуздана, щедро взболтана.

Половина страны голубая, но

есть другая. От горя желтая.

Каин

Что шепчет, Каин, сатана тебе?

— Убей, убей, убей родного брата!

Ты нищ, оборван, голоден — в судьбе

твоей невзрачной святость виновата.

— Мне поклонись — и будешь ты богат,

любим красавицами, обожаем чернью:

убей же Авеля — тебе не нужен брат,

угоден Богу он, а значит — виноват,

так пусть же плоть его терзают черви!

Прошли века. И снова шепчет бес

Народу-каину: — Твой брат тебя богаче,

он в Божьем Промысле имеет смысл и вес,

и слово братское его немало значит.

— Покинь его, с улыбкой обмани,

убей по-братски вероломно — в спину,

в кровавый спор друзей его втяни,

насилуй жен его, детей его гони,

и преврати страну его в пустыню!

Бес все шептал, а Каин месть лелеял,

без отвращения внимая сатане,

ночами нож точил, от зависти хмелея,

и брата ласково он хлопал по спине.

Униаты

Потомков гайдамаков удалых,

наследников Мазепы и Бандеры

я узнаю в мальчонках пожилых

и в тертых лицах бывших пионеров.

И те и эти — ищут непрямых

путей и слов: кадило пышет серой.

Нас меряют они высокой мерой

высокомерия — как зрячие слепых.

Нет ничего желаннее для них

веками обожаемой химеры:

высокий слог латыни — для святых,

и для живых — безбожие, как вера.

Судьба, призвание, традиция, карьера:

быть проституткой — в кольцах золотых.

Дневник обывателя

Зима на Подоле — разбой и разнос,

и пуще неволи повальный склероз.

Булгаковский демон крышует дома:

ни света, ни денег — пусты закрома.

Наш статус на бирже немного подрос.

Сумеем ли выжить? Бестактный вопрос.

Ни хлеба, ни водки — сума и тюрьма,

и голод не тетка, но сводит с ума.

Крещение скоро — крепчает мороз.

Из Харькова скорый ушел под откос.

Во Львове — поминки. В Одессе — шторма.

Не тают снежинки на лицах — чума,

замерзли молитвы — настала зима,

гранитный Крещатик снегами оброс.

Новости

Мы умрем, а новости останутся:

вечен идол — серый шпиль останкинский,

а вокруг шаманы — бубны с танцами

или танцы с пушками и танками.

Мне, конечно, нравятся красавицы

в телевизоре: славянки с мусульманками.

Но кому они потом достанутся —

после танцев с пушками и танками?

Репортера речь, как тропка пьяницы

от борделя к храму — между пьянками:

так привычно вечно врать и каяться,

быть юлою или ванькой-встанькою.

Вот возьмет, и всех отправит к пра2отцам

командир наш пушками и танками.

Александр Марфунин (пос. Лесной Московская обл.)

ОПОЛЧЕНЕЦ

Ему за пятьдесят…

Уже давно не молод…

Немногословна речь…

Открытый добрый взгляд…

Потёртый камуфляж…

Подвыгоревший ворот…

Иконка… На груди —

Бинокль и автомат…

«Дед» слушает эфир,

Нахмурившись сурово…

В наушниках доклад,

Что «цель поражена»…

Он в прошлом — агроном

Из славного Тамбова…

Работал бы и впредь,

Когда бы не война…

Когда бы не война —

Преподавал бы в школе,

Высеивал бы хлеб,

Выращивал бы сад…

И ездил бы с семьёй

Купаться в Чёрном море,

И помогал жене

Воспитывать внучат…

Он посещал бы храм,

Пусть и не богомолец…

И стопку б выпивал,

И пел бы под гармонь…

Но только вот сейчас

Он — русский доброволец,

Крестясь, даёт приказ:

«За Родину — огонь!..»

В ЗАТИШЬЕ

Прикрою веки в тишине —

И мир реальный не со мною…

Я вижу сон, где на ремне

Нет автомата за спиною…

Ещё не выжжена трава,

Не снесена отцова хата,

Ещё семья моя жива,

И пёс не прячется от «града»…

Пекарню не накрыл снаряд,

Не заминировано поле,

И не разрушен детский сад,

Ещё нет госпиталя в школе…

А ротный, в прошлом — пианист,

С женой кружится в вальсе венском…

И небосвод — безмерно чист…

И только птицы над Донецком…

* * *

Россия! Я — Донбасс,

Колени не склонявший...

Не смеющий молчать,

Молю душою всей:

Прими, Отчизна, нас —

Живых… И тех, кто павший…

Как привечает мать

С чужбины сыновей.

Сквозь вёрсты и года

Ненастною порою,

Чрез боль и нищету,

Лихие времена —

Прими к себе, когда

Бессчётной чередою

Шагают за черту

В бессмертье имена…

У Жизни на краю —

Распятый, но свободный

Народ... под пеленой

Трёхполосных знамён...

Прими в свою семью

Никем не покорённый,

Истерзанный войной

Имперский легион!

Мы всё перенесём

С надеждой, что дождёмся,

И, слыша не во сне

Твой долгожданный глас,

Под грозовым дождём

Домой навек вернёмся

Пешком иль на броне…

Прими, Отчизна, нас!..

Виктория Мирошниченко (Луганск)

* * *

У событий есть ночь и есть день,

Есть подкладка, изнанка, лицо.

Есть у гениев злобность и лень,

Притягательность — у подлецов.

Есть в тылу всяких славных властей

Окаянных голов арьергард,

И у каждой из спящих страстей

Есть свой Нельсон и свой Трафальгар.

Есть у каждой строфы свой размер,

А в огне безутешных утрат

Каждый близким своим — Робеспьер,

Каждый сам для себя — Герострат.

У воздвигнутых памятью стен —

Осаждающих яростный стон:

Есть у каждого свой Карфаген,

И для каждого свой Рубикон,

И тихонько шипит на ушко

Каждой Еве назначенный Змей,

И находится слишком легко

Свой Везувий для новых Помпей.