Читаем Выбор Донбасса полностью

в небе над донецким аэропортом

появился новый связной 

Моторола!


Мантра снайпера

Тот, что напротив,

сквозь оптику

смотрит на осень.

Зреют колосья

на поле разъеденном оспой

воронок

и солнце,

скрипя расколовшейся

осью,

закатится скоро,

и в небе разверстом

сверкнут, будто слёзы,

холодные звёзды,

и ворон,

на пугало сев, прокричит: «Nevermore».


Никто не вернётся.

Но девушка в хоре

поёт и поёт нам,

И голос высокий

зовёт заглянуть в мир иной,

называемый горним.

А вдруг там ни По нет,

ни Блока, ни Бога,

ни смысла, ни толка!

И мне остаётся

последний патрон

и винтовка

СВ Драгунова,

и тот, что напротив,

и осень,

что входит в меня

через дырочку в горле.


И небо моей Новороссии

близко, черно и бездонно.

И падают звёзды.

Кому на погоны.

А нам на погосты.


* * *

Любовь не требует взаимности,

И не гадает: что же будет?

Вот я иду по полю минному

И рву ромашки с незабудками,

А месяц тонкий, тронь — порежешься,

Глаза решимости полны.

Есть только шаг один до вечности,

До тихой легкокрылой нежности,

До бьющей в сердце откровенности,

До истинной душевной верности.

И нет ни страха, ни вины.


Про счастье

1

Счастье есть,

Его не может не быть.

У каждого свой крест,

Свой путь и свой быт.

Зачем прилагать усилия

В поисках счастья?

Господи, упаси

От этой напасти.

Ведь счастье понятие аморфное,

Легко заменяется достатком, комфортом,

И тому подобное,

Главное, чтобы было удобно.

Так думают сотни и тысячи

Из поколения в поколение —

Ген безразличия —

Без сожаления.

А я не жила по инерции,

Выбиваясь из сил,

Заводила свое сердце,

Как часы.

Какое оно, счастье?

И где оно обитает?

Задумывалась я часто

И вдруг поняла, что знаю.


2

Веет от счастья домом,

Полем

И садом.

Чем-то знакомым

До боли,

С первого взгляда.

Счастье — вскрик,

Счастье — всплеск,

Счастье — сердца биенье,

Это миг,

Это век,

Счастье — виденье.

Это ты — мое Счастье:

Глаза твои, губы и руки,

Поцелуи, объятья.

Вздохну — и не звука,

Лягу на грудь

И слушаю, как тикает.

Ты просто Будь! Будь! Будь!

Счастье мое великое!

Чудо мое, ты, чудище,

Любящее и нежащее,

Спрячусь в твои я ручищи,

Словно в бомбоубежище,

Спрячусь от взрывов отчаянья,

Ужасов одиночества.

В ритме с твоим дыханием

Дышать хочется.


3

Это не солнце, а чучело,

Лучами утыканное,

Наброшены рваные тучи,

Чтобы скрыть наготу неприкрытую.

Рядом дождь слепой

Еле ноги передвигает,

Стучит своей палкой по мостовой,

По крышам трамваев.

Бедное солнце участия

Взглядом унылым ищет.

Потеряла я свое счастье,

Тоже бреду, как нищая.

Улыбки ломаный грошик

Мне бросил случайный прохожий.

Где же ты, мой хороший,

Ни на кого непохожий?

Никто мне теперь не нужен,

Мир без тебя воинственен.

Перевернул мне душу,

Потерянный мой, единственный.


4

Чем измеряется счастье?

Скажите, а кто-то мерил?

Рвется душа на части —

Конверт открываю нервно —

Руки дрожат от волнения,

Буквы бессовестно пляшут,

От радости светлой пьянею я,

Читая письмо Пашино:

«Письма, письма вереницей,

Если в крылья их сложить,

Я к тебе сумел бы птицей

Прилететь и рядом жить.

Из бесчисленных конвертов

Хижину сложили б мы,

В ней бы прятались от ветра,

Проливных дождей, зимы.

На цветных бы марках спали,

Как на пестром одеяле.

Ляжешь ты ко мне на грудь,

Скажешь тихо: “Будь! Будь! Будь!”

Все, целую в обе щечки

Крепко-накрепко, еще

В губы, руки и плечо!

Ставлю дальше многоточье».


5

Чем платят за счастье?

Какою монетой?

Душевным ненастьем?

Печальным сонетом?

А может, ожиданием,

Длинным, как ночь полярная?

Прощением или прощанием? —

Раньше не знала я.

Жизнь учит

Порой жестоко.

Исчезли тучи

В ладонях окон.

И утро в бликах

Ко мне приникло.

Он, как будильник,

Меня окликнул.

Через ступени

Перелетая, букет сирени

Принес из мая.

Небрит, измучен,

Промок, продрог,

Но взгляд, как лучик

Меня обжег.

Лежим в обнимку

И не шутя

Шепчу: «Любимый,

Хочу дитя».


6

Я теперь дом на ножках,

Теплый, уютный дом.

Крошечную горошину

Мы поселили в нем.

Я — беременная, я — шар,

Я круглая, как планета,

Иду не спеша,

Несу себя по проспекту,

Нет, не себя, а живот.

Солнце во взгляде,

Во мне человек живет!

Дорогу нам уступайте!


7

Примчался из магазина

Будущий папа наш,

Кормит нас витаминами,

Заботлив, как верный паж.

«Скушайте яблоко, лучше грушу,

А хочешь — черешен».

Я — капризная и непослушная,

Он — терпелив и нежен.

— Ну-ка! Дай–ка сюда свою руку.

Ишь, брыкается, непоседа.

Хочет, наверное, хоть на минутку

Выглянуть в мир неведомый,

Распробовать вкус смородины,

Послушать, что шепчут голуби.

Я же теперь, как Родина —

В утробе, как в земле плодородной,

Разрастается саженцем

Наше счастьице!


8

Серая дымка.

Кап. Кап.

Мокро и зыбко.

Кап. Кап.

Дождь, будто скрипка

Плачет.

Ветер по крышам скачет, скачет?

Делаю выдох, вдох.

Бьется огонь в висок,

Спаси и помилуй, Бог!

Настал срок.

Разбушевалось ненастье.

Рвется наружу счастье.

Тело дрожит, как пружина,

Кажется что по жилам

Топливо движется жидкое.

Мучаюсь, но с улыбкою.

Окна дорожками слез

Вышиты.

Я умираю всерьез,

Вы слышите!

Губы искусаны,

Капли крови, как бусины,

Пощупайте пульс мне!

Разрастается боль.

Довольно!

Вопль

По венам высоковольтным,

По мышцам, морщинам, черточкам!

Не хватает дыхания.

Сердце вишневой косточкой

Выплюнулось из гортани.

И тишина вмиг,

Кажется, ничего и не было,

И вдруг крик,

Молнией с неба.

— У вас мальчик.

— Покажите мне сына.

Будет Иван Палыч,

Славненький мой мужчина.


9

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги