Выбор Донбасса

Командиру подробно объясняют. Демонстрируют ксерокопии и объяснения. Глаза неуловимо меняют выражение. Теперь это не счётчик. Это усталый зверь. Он охотился. Он уже готов был прихлопнуть лапой добычу, но в последний момент сдержался. И из-под страшных когтей прыснул в кусты невеликий зверёк. Перекус-то на один зуб был, ни туда, ни сюда. Жалко ли стало? Или добыча недостойна породы? Может и так, а может и по-другому.

— ...поэтому вот этот, Гончаренко, состоит на учёте в местном психоневрологическом диспансере ещё с 2005 года, а второй, Тихонов, должен был сегодня вставать на учёт, почти с тем же диагнозом. Но вместо психушки они поехали в Демьяновку, чтоб посмотреть, «как бабахает». Никакого отношения к украинской армии они не имеют, никогда не служили. Корректировать они могут разве что, велосипед, да и то, если сильно сосредоточатся.

Командир покачивает головой и разводит руками.

— Вот ведь... Ну идиоты же...

— Не совсем. Шизофреники.

— Да всё равно. Вы не представляете, как там. Кроют «Градом», всё свистит, там половина, если не больше, необстрелянных. У них и так нервы на взводе. А эти стоят, гогочут. Их бы там, на месте прямо положили, если бы меня рядом не было. А если бы при них было что-нибудь, хоть бинокль — сто процентов бы положили.

Оперативники переглядываются и ухмыляются. Командир недоверчиво отстраняется и снова взгляд набирается стылой внимательностью.

— Что? Всё–таки был бинокль?

К нему разворачивают экран ноутбука.

— Это переписка Гончаренко ВКонтакте. Вчерашняя.

Серый: Аня, да всё там нармальна будит. Я поеду проста пасматреть

Аnnet: Ой, Серёж я за тебя беспокоюсь. Там же опасно видь может не поедиш? Там стреляют «грустный смайлик»

Серый: Я просто пазырю и вирнусь.

Аnnet: «смайлик», «смайлик», «смайлик с сердечком»

Серый: У миня дома бинокль, думаю взять

Аnnet: Нет. Лучше не бери.

Серый: Пачему ?

Аnnet: Если тебя там с биноклем поймают то подумают что ты шпион и расстриляют

Серый: ну ладно «смайлик»

Аnnet: две строчки смайликов и сердечек.

Лицо командира цветёт улыбкой.

— Он теперь на этой Ане должен, как минимум, жениться. Ну, или ящик шампанского, хотя бы.

— Так он уже и так женат. Правда, не на ней. А про Демьяновку он только Ане этой и рассказал, жене ни слова.

— Вот так нас женщины и спасают... — командир непривычно задумчив и расплывчат — иногда спасают, иногда губят. Но чаще спасают, сами того не зная.

На улице глубокая ночь. «Корректировщики» давно подмели двор и сидят на ящиках, сосредоточенно курят. С другой стороны здания, прямо у мешков с песком, их терпеливо, но на нервах, дожидаются родители одного и жена второго, цепко ухватившая за руку мальчика лет восьми. С юга небо снова сыпется сполохами и раскатами. Мелко дрожат стёкла. Обречённо зудит запутавшаяся в слоях светомаскировки муха.

Настоящий корректировщик, путаясь в цифрах таблиц и листах карт, на повышенных тонах собачится с командиром батареи, который уже не понимает, какой брать прицел и в какой квадрат отправлять своё тяжёлое железо. Его природа артиллериста временами берёт верх над природой советского военного, всю жизнь прослужившего в армии мирного времени. Артиллерист азартен и намерен взять цель в вилку. Советский военный вообще не понимает, как он оказался здесь, в этой степи, откуда на нём петлюровские трезубцы и почему его орудия стреляют не по НАТОвским милитаристам, а по обыкновенному, провинциальному городу, в котором живут такие же люди, как он. Иногда, он чувствует себя героем в каком-то арт-хаусном фильме, но всё вокруг до боли настоящее, не киношное. Стоптанная трава пахнет как-то особенно утробно, земля благоухает, взрыхлённая колёсами и станинами. Пороховые газы бьют прямо в нос химической свежестью. Снаряды по-настоящему летят в сторону города, совершенно по мирному светящему уличным освещением.

Такое раздвоение личности вынуждает тупо выполнять приказы, исходящие из Киева, поскольку только они дают возможность корректировать нервно мятущееся сознание, дают точку опоры. Он ведь ни в чём не виноват, он просто военный, он просто исполняет приказ. Ему приказали — он выполнил.

Корректировщик квакает в рацию матерными словами. Ему переживания командира батареи глубоко чужды, потому, что училище он заканчивал уже во Львове. Его сознание не раздваивается совсем, у него всё на своих местах, скорректировано ещё во время обучения. Говорит он на русском, фамилия его Соколов, родители — уроженцы Тамбовской области, но сам лейтенант Соколов — украинец и патриот, спасающий свою любимую родину от русских орд. Всё логично и правильно. И расстреливать украинский, по географическому положению, город, потому, что теперь, политически, он русский — совершенно правильно.

Через месяц, под Амвросиевкой, корректировщик попадёт в плен и будет выдавать себя за рядового, призванного по мобилизации. Его не сильно стукнут по уху прикладом и отправят разгребать развалины пятиэтажки. Его будут кормить и дадут матрас. Ещё через пару месяцев обменяют.