Выбор Геродота

Тогда гоплит дернул разиню за гиматий, показывая в сторону орхестры. Менон махал ему рукой. Магистраты поджимали ноги, чтобы никому не известный гость мог пройти к ложам. Смотрели косо: ни золотых браслетов, ни перстней, ни золотой цепи на шее…

Гиппарх усадил Паниасида рядом с собой, налил в канфар вина.

Заметив на его лице удивление, сказал:

— Да, шумновато… Зато нас никто не услышит, так что сможем все обсудить.

Соперники были уже на орхестре. У одного с рога свисала синяя лента, у другого — красная. Быки были раздражены шумом и большим количеством людей.

Они грузно разбежались вдоль парапета в разные стороны. Потом остановились. Опустив голову, уставились в песок. Нервно забили хвостом. Тогда в дело вступили рабы, которые по очереди вскакивали на парапет и бросали в быков дротики, стараясь попасть в холку.

Каждое меткое попадание публика встречала ревом восторга. Соперники поводили рогами, шумно и тяжело дышали. С губ срывалась слюна. От свисающих дротиков по шкуре стекала кровь.

Менон повернулся к гостю.

— Мне удалось выбить для тебя должность казначея астинома. Астином отвечает за строительство и чистоту в городе. Так вот… Старый казначей заболел, а работы много. Справишься?

Паниасид кивнул:

— Конечно.

— Тогда клятву принесешь в полнолуние. Я пришлю ойкета с рекомендательным письмом… Кстати, фиас Зевса закончил возведение фундамента для нового храма в Салмакиде. Освящение пройдет сразу после Боэдромий. Поговорить с Лигдамидом сможешь прямо на стройке.

Паниасид отрицательно покачал головой:

— Там будет много свидетелей.

На лице Менона появилось озадаченное выражение:

— Тогда так… Он передвигается по городу в крытой биге, наподобие персидской армамаксы, только меньше размером. Скажи ему, что хочешь обсудить предложение Кимона внутри повозки, без свидетелей.

Не сдержавшись, Паниасид выпалил:

— Я его зарежу!

Гиппарх молча уставился на гостя.

В этот момент бык с красной повязкой сорвался с места. Второй бык молниеносно развернулся. Соперники сшиблись головами. Отскочили, снова ринулись друг на друга, стараясь попасть рогами в бок.

Зрители орали: "Синий!.. Красный!.."

Многие бились об заклад.

Стараясь сохранять хладнокровие, Менон заявил:

— Кимон ясно выразился: переговоры. А ты… Это преступная самодеятельность! Хочешь поставить под удар стратегические планы Афин в Азии?!

Паниасид насуплено молчал.

Теперь наступал бык с синей повязкой. По морде "красного" стекала кровь. Он ослеп на один глаз, поэтому смотрел туда, где был доступен обзор. Это его и погубило. "Синий" зашел с невидимой стороны. Мощно оттолкнувшись копытами, ринулся на "красного". Ударил… Потом еще…

"Красный" опрокинулся на бок, а "синий" бил и бил его под ребра. Пытался боднуть поверженного противника, даже когда рабы зацепили крючьями труп "красного" и поволокли к воротам. Угомонился только в растяжке из двух арканов.

Остальных быков жрецы принесли в жертву на алтаре. Собрав кровь в сфагионы, разрубили туши на куски. Копыта, внутренности и шкуры сожгли в честь бога. Мясо раздали горожанам.

Возбужденные кровавым зрелищем галикарнасцы расходились по домам. Менон с Паниасидом вышли из театра вместе с почетными гостями. Гоплиты расчищали путь, не жалея тумаков.

За спиной эвпатридов поднимался черный дым жертвенного костра.

2

Утром на третий день праздника на агоре состоялось торжественное открытие стелы в честь Аполлона Савроктона, которую Лигдамид посвятил Галикарнасу.

Аполлон изображался сидящим на камне перед входом в Дельфийское прорицалище. Одной рукой он опирался на лук, а в другой держал букет цветов. У ног бога корчился пронзенный стрелой змей Пифон.

В своей речи эсимнет пообещал выделить фиасу Аполлона двадцатую часть от продажи вина с личных виноградников. После этих слов находившиеся в толпе сикофанты стали громко выражать ему свою благодарность.

"Раскошелился, — язвили простые галикарнасцы. — С паршивой овцы хоть шерсти клок".

Сразу после освящения стелы началось состязание чтецов.

Участники агона по очереди забирались на камень. Декламировали наизусть. Какого-то салмакита, развернувшего рулон древесного лыка, сразу прогнали топотом и шиканьем.

Сказки пользовались у публики неизменным успехом, потому что были на слуху. Лестригонами с острова Ламос и киклопом Полифемом, хозяином Козьего острова, галикарнасцы из поколения в поколение пугали непослушных детей.

Над персонажами басен фригийского раба-горбуна Эзопа смеялись все. Пока чтец с выражением декламировал, слушатели показывали друг на друга пальцами: "Это ты!.." — "Нет, ты!".

Следующий рапсод читал Гомера. Слушая историю любовной связи Ареса и Афродиты, женщины смущенно переглядывались. Мужчины презрительно хмыкали, сочувствуя обманутому Гефесту.

Аэдов галикарнасцы уважали больше, чем рапсодов. Одно дело читать чужое, и совсем другое — свое. Поэтому когда на камне оказался Паниасид, его появление было встречено радостным гулом. "Илиада" и "Одиссея", конечно, бессмертные произведения, но хочется услышать что-то новенькое.

Паниасид читал отрывки из своей поэмы "Гераклия":