Выбор из худшего

Есть знания, усвоенные на своем опыте, есть знания, полученные от учителей, а есть знания, которые просто есть. Например, если будешь прыгать по крышам – можешь упасть и разбиться, если решишь прогуляться по болотам – утонуть. Для этого не надо скакать через улицы или лезть в трясину. Этому не учат строгие педагоги, это просто все знают.

Такие знания входят в жизнь каждого естественно, как дыхание. Просто ребенок живет среди людей, слышит их разговоры и сознание само делает выводы, укладывает их где-то в памяти, как укладывает рачительная хозяйка в кладовке вещи, которые может быть никогда и не потребуются, но если надо – то вот они, пожалуйста, пользуйся.

Именно этих знаний не было, да и не могло быть у Бориса Воронина. Несмотря на то, что даже в мыслях он перестал себя называть русским именем.

Да, была полученная в клиссонской академии информация о государственном устройстве Османской империи, ее экономике и армии. Но сейчас виконту де Камбре требовалось иное.

Под каким предлогом европеец, верный сын святой церкви, может появиться в этой языческой стране, где само упоминание Спасителя может привести на эшафот?

И не просто появиться, но и путешествовать, задавать вопросы.

Причем очевидное решение о роли купца было отметено сразу. Какой там из де Савьера купец, куда ему до этих выжиг? Да его по миру пустят на первой же сделке, без штанов оставят!

Пристроить специалиста в помощь, как слугу? Ну-ну, хорош купец, который сам ничего решить не может. Нет, это не вариант.

Разумеется, на службе галльского короля были люди, способные дать грамотный совет. Одна беда – были те специалисты далеко, да и не факт, что согласились бы помочь в деле, лично его величеством неодобренным.

Что остается? В уже распухшую от бесплодных размышлений голову робко заглянула лишь одна мысль. Граф Амьенский. Только не владетельный, а его сын, с которым два года учился на одном курсе в Военной академии Бретони, той самой, что уже полсотни лет учит будущую элиту галлийской армии в славном городишке Клиссон. Филипп.

После учебы он служит в разведке пикардийского корпуса, недавно получил капитана. И как раз приехал в Амьен погостить в родительском замке.

* * *

– Жан, заходи, рад тебя видеть! – Статный широкоплечий красавец-блондин через огромный холл бросился к де Камбре с объятиями, поразив вышколенную прислугу совершенно неподобающим нарушением этикета.

– Здравствуй, дружище, давно же тебя не было в Амьене!

– Что поделать, служба. Приходится торчать в Абвиле, лично гонять толпу тупиц, лишь по господней ошибке зовущихся военной разведкой. Зато ты здесь, как говорят, не скучаешь. Ставлю собственную руку против уха последнего пьянчуги, что за расстрелом пиратской базы на Острове стоишь именно ты.

Де Камбре лишь равнодушно пожал плечами:

– Не разбрасывайся конечностями, отращивать новые – накладно даже и для графа. Лучше пойдем поболтаем где-нибудь в тиши, дело у меня к тебе.

«В тиши» в варианте графа Филиппа оказалось небольшой, неожиданно по-спартански обставленной комнатой на третьем этаже дворца. Через открытое окно, выходившее на рабочий двор, доносилась ругань слуг, скрип телег и ржание лошадей.

Впрочем, все это сейчас для собеседников не имело никакого значения.

Филипп Шарль де Бомон сюр Уаз граф Амьенский развалился в жестком кресле и анализировал ситуацию под элегантные взмахи правой руки, словно дирижируя своей речью.

– Значит, хочешь послать де Савьера к османам? Ничего не выйдет. В эту гостеприимную страну без риска стать товаром на невольничьем рынке могут въехать… ну, кроме послов монарших персон… купцы. Но из нашего друга купец как из коровы боевой конь. Или принятые на службу султану… кстати, там же двое наших клиссонцев так устроились, ты помнишь?

– Помню, но к ним обращаться нельзя, не отвлекайся, – вернул на землю увлекшегося друга виконт.

– Как скажешь… М-да… моряки, но тут все не дальше портовых кабаков… О, есть идея! Венеция! Этот милый городок – единственный в Европе, где существует рабство. И есть такой нюанс – венецианское рабство признается всеми!

– Чего?

За девять лет пребывания в этом мире Борис Воронин ни разу не слышал, что в Европе существует рабство. Крепостное право – да, было, но вовсе не в той форме, что когда-то процветала на его родной Руси. Крестьянин вполне мог перебраться от одного феодала к другому, а то и вовсе уйти в город. Не запросто, конечно, уплатив немалые деньги, рассчитавшись по всем долгам, но такая возможность была!

А тут – на тебе, именно рабство, приравнявшее человека к мотыге, лошади или детской игрушке!

– Что, впервые слышишь? – Граф усмехнулся. – А знаешь почему? Потому что беден, как церковная мышь, и безроден… эй-эй, спокойно, шучу я! – Филипп принял удивление друга за возмущение. Действительно, назвать виконта и барона безродным, да еще и почти нищим – вполне себе серьезное оскорбление.