Выбор Кота

Быстрым движением она сделала маленький надрез на своей правой ладони, затем проделала то же самое с левой рукой Валентайна. После этого они обменялись крепким рукопожатием. Валентайн почувствовал влажное тепло крови на своей ладони.

Рю посмотрел на Дювалье:

— Объясни своему кровнику, что его ждет.

— Дэвид, первые несколько дней тебе придется нелегко. Уже через некоторое время ты станешь раздражительным. У меня были трудности с дыханием, и я паниковала. Большинство людей испытывают сильное головокружение — те, кто плавал на кораблях, говорят, это похоже на морскую болезнь. Сердце будет бешено биться. Ты не почувствуешь физической боли, но в тебе проснется то, о чем ты даже не подозревал. Мы оставим тебя на пару дней в этой комнате, в тепле и безопасности. Постарайся расслабиться и пережить это. Только не рви на себе волосы и не выдави глаза.

Валентайн замер. После своего первого посвящения он был неуклюжим и дерганым, но не испытывал желания наносить себе увечья.

Она продолжила:

— Если тебе захочется кусаться, вот завернутая в кожу пластмассовая трубка. Грызть дерево не советую — только зубы обломаешь. На исходе второго дня я, помню, стала прыгать как сумасшедшая, пока не свалилась от усталости. Так и справилась. Может, и тебе поможет.

Рю покачал головой:

— Дэвид, она преувеличивает. Но, конечно, если это поможет достичь цели, воспользуйся ее советом. Первое испытание для Кота — это суметь молча перенести Перерождение. Тебе к тому же повезло: Волки, переходящие в нашу касту, обычно быстро адаптируются. За дверью постоянно кто-то будет. Мы присмотрим за тобой.

Ткач жизни сжал испачканную кровью руку Валентайна своими ладонями, слегка поклонившись при этом. Дювалье крепко обняла Дэвида и показала ему старый белый шрам, пересекающий ее левую ладонь.

— Все будет хорошо. Увидимся через три дня.

Они закрыли и заперли за собой дверь, оставив его в комнатушке, напоминающей сауну, особенно благодаря стеклянному окошечку в двери из грубо обструганного кедра. Единственная деревянная лавка составляла всю меблировку комнаты, а проделанная в центре дощатого пола дыра служила туалетом. Из стены торчал кран, и Валентайн повернул его — родниковая вода хлынула на пол.

Они оставили ему кусок обернутого кожей пластика, похожий на игрушечную собачью кость. По крайней мере, пока он не испытывал никаких неприятных ощущений. Он растянулся на жесткой лавке, подстелив полотенце. Проникающий в комнату свет озарил край скамейки, и Валентайн увидел на ней следы зубов.

Человеческая психика обладает замечательной способностью запоминать приятные вещи: вкус первоклассной еды, прикосновение губ любимых, волнующие мелодии. А от всего неприятного психика спешит поскорее избавиться. Валентайн всегда был ей за это благодарен: три дня в той комнатушке были в числе самых ужасных за всю его жизнь.

Уже через час он почувствовал первые судороги, а к полудню его мускулы уже изнемогали от жажды движения. Ему хотелось бежать до упаду. По всему телу выступил пот, уши заложило, слабый, сочащийся из окошка свет резал глаза. Валентайн полностью потерял ориентацию. Комната казалась крошечной пробкой, которую подбрасывали морские волны высотой с пятиэтажный дом. Его мучили бесконечные приступы тошноты, а облегчающая рвота не наступала. Желудок то расслаблялся, то конвульсивно сжимался, заставляя Валентайна вздрагивать и прислушиваться к громким ударам сердца. Чтобы сердце не выскочило из груди, он свернулся калачиком и обхватил себя руками, хотя его так и подмывало карабкаться на стену, колотить в дверь и бежать, бежать до тех пор, пока внутри не утихнет сводящая с ума энергия.

Чтобы не закричать, он вцепился зубами в обернутую кожей трубку.

На второй день стало немного легче. Комната с деревянными стенами приобрела более или менее ясные очертания, цвета сделались более приглушенными, четче проступили тени. Стены вокруг уже не ходили ходуном, а лишь плавно покачивались, как колыбель под мамино воркование.

Но все его существо требовало выхода.

Валентайн стал приседать до тех пор, пока не упал в изнеможении, затем выпил немного воды и впал в странное забытье.

На третий день наступило жесточайшее похмелье, рези в пустом желудке, головная боль, непрерывная дрожь в руках. Когда в окошке показалось лицо Дювалье, он бросился к стеклу, царапая дверь, оставляя на ней потеки слюны, стараясь прокусить древесину.

Потом уснул.

Когда она появилась снова, Валентайн был слишком измучен, чтобы как-то реагировать.

Алиса осторожно вошла в комнату, неся в руках поднос с миской какого-то супа.

— Ну как ты, брат?

Он потянулся, лежа на скамье, и почувствовал, что в голове прояснилось.

— Слабенький, как… как котенок?