Выбор Наместницы

Она и сама не знала, почему до сих пор не поделилась своими тревогами с Ланлоссом. Наверное, хотела уберечь его от горького ощущения бессилия, от первого в жизни поражения. До сих пор Ланлосс Айрэ всегда побеждал, но человек может сражаться с другими людьми, может даже победить магов, но способен ли человек одержать победу над богом? Маги когда-то смогли, но те времена давно уже остались в прошлом, на страницах священных книг, теперь и помнить-то об этом — ересь. Пусть это будет ее битва и ее горечь. Ланлосс все равно не в силах помочь. Но время шло, и Эрне все труднее становилось удерживать в себе растущее беспокойство, разглаживать морщинки, прорезавшие лоб, улыбаться. Она совсем уже было решилась обо всем рассказать — но Ланлоссу пришлось уехать в столицу вместе с герцогом Квэ-Эро. Теперь к беспокойству за дочь прибавилась тревога за любимого человека. Ланлосс ничего не скрывал от Эрны, и она понимала — дело может обернуться мятежом. Первым мятежом за последние шестьсот лет. Она даже не могла винить Квейга — он защищает свою семью, но подумал ли герцог в горячке принятия решений, сколько чужих семей он разрушит? И Эрна грустно усмехалась своей наивности: кого и когда волновало чужое горе, если свое уже стоит на пороге, и постучало в дверь? Порой на свет появлялись такие люди, но все они давно уже внесены в скрижали святых. Мужчины уехали, и Эрна осталась наедине со своими опасениями и ожиданиями. Саломэ же словно и не заметила, что отец уехал, первый раз на ее короткой памяти. Она и на мать теперь обращала мало внимания, погрузившись в какую-то свою жизнь, непонятную взрослым. Порой Эрне казалось, что ее место рядом с дочерью занял кто-то невидимый и непостижимый, и он уводит девочку по дороге, известной только ему самому. Эрна пыталась разговорить дочь — но наталкивалась на стену искреннего недоумения. Саломэ не понимала, что беспокоит маму. Она не задумывалась над своими новыми умениями, просто пользовалась ими: заставляла траву расти, а воду — застывать ледяными фигурками, цветы, сорванные ее рукой, не вяли неделями, а престарелая кошка, доживавшая свой век на печке, резвилась как котенок, бегала за веревочкой, хотя и была на пару лет старше маленькой хозяйки.

Эрна должна была бы знать, что если слишком долго колеблешься — боги сделают выбор за тебя. Должна была, но женщина в синем платье и дорожном плаще, появившаяся холодным осенним утром на пороге дома, застала ее врасплох. Высокая белая ведьма холодно посмотрела на Эрну, словно не узнавая, хотя они были погодками и учились у одной наставницы. Эрна попыталась улыбнуться, губы упрямо не слушались, позорно вздрагивали, но она все-таки смогла поздороваться:

— Здравствуй, Альна.

— Я не желаю тебе здравствовать, безымянная. Орден пришел, чтобы взять принадлежащее ему.

Эрна отступила назад, судорожным жестом протянув руку к двери, словно можно запереть дверь перед лицом судьбы. Глупо, никто не защитит ее сейчас, даже Ланлосс не смог бы, будь он здесь. Утратившая девство ведьма теряет не только силу, но и имя, она становится рабыней ордена, вещью ордена, орден властен над ее жизнью и смертью, орден решает, как она заплатит за свой грех, за причиненный ущерб:

— Альна, это несправедливо! Я потеряла силу до того! Я потеряла силу, выполняя волю магистра!

Саломэ сбежала по лестнице вниз, заслышав голоса — к ним редко приходили гости, а этот голос казался незнакомым. Как раз в этот миг Альна шагнула вперед, оттесняя Эрну еще дальше в глубь комнаты, и девочка почти что натолкнулась на мать, та судорожно прижала ее к себе. Белая ведьма презрительно приподняла бровь:

— О, да, я вижу, как ты старательно исполняла волю магистра.

— Это моя дочь, Саломэ, — теперь уже не скроешь.

— Ты будешь говорить, когда тебе позволят, безымянная, — холодно оборвала ее Альна, — подойди ко мне, девочка.

Саломэ растеряно переводила взгляд с замершей возле лестницы матери на незнакомую даму в красивом синем платье. Страх Эрны передался и ей — она хотела бы оказаться подальше от этой женщины с холодным и цепким взглядом, но с другой стороны — было в ней что-то знакомое, похожее на искрящиеся нити, пронизывающие воду в ручье облака в небе, землю и цветы, вплетающиеся в гриву пони и кошачью шерсть. Никто, кроме Саломэ, не видел эти нити, хотя мама, похоже, знала, что они есть. Любопытство пересилило страх, и Саломэ подошла к белой ведьме. Альна, больше не обращая внимания на окаменевшую Эрну, взяла Саломэ за подбородок и подняла ее лицо вверх, так, чтобы заглянуть в серые глаза девочки.

— Как любопытно. У тебя есть сила, девочка, ты знаешь об этом?

— Это сила? Я не знала. Оно само так получается.

— Эарнир отметил тебя, дитя. Ты станешь белой ведьмой. Орден позаботится о твоем обучении.

— Нет, госпожа, — очень вежливо ответила девочка, не скрывая своего огорчения, что приходится отвечать отказом, — я не смогу стать белой ведьмой.

— Почему же?

— Я буду наместницей, а потом королевой. Когда король вернется. Если бы не это — я бы обязательно стала белой ведьмой, но я никак не могу.