Выбор нового пути борьбы

Егор молча встал, повернулся и ушёл. Минут через двадцать вернулся, таща Малюту на своей спине, сбросил того на землю. Николай нагнулся, вскинул этот живой, всё ещё живой обгадившийся от увиденного куль себе на плечо. Но Егор молча перекинул этот куль на своё и пошёл, твёрдо ступая к ограде, к этому торжествующему пламени. Малюта, объятый животным ужасом от того понимания, чего ему предстоит, задёргался из последних сил, но это были просто жалкие конвульсии зверя, попавшего в несокрушимый капкан. Егор решительным движением перебросил обгадившегося палача через ограду, прямо в лужу ещё не загоревшегося бензина, вытекающего из лопнувшего бензобака припаркованного почти к ограде микроавтобуса, на котором он и доставил этой своре хищников «жрачку, водяру» и очистительный огонь. Сбросив сию омерзительную ношу, он отошёл от опаляющего пламени, бушующего на территории поместья, стал смотреть. Сначала по луже побежали синие тоненькие нити, затем они превратились в ручейки и наконец вся лужа оказалась в синем мерцающем и колеблющемся облачке. Валяющийся в ней огромный червяк завертелся, словно рыба на раскалённой сковородке. Ему удалось после того, как перегорели скотчевые путы, даже приподняться, выползти из лужи к сетчатому забору. Но он уже сам был весь в пламени, правда чадящим и смердящим. Егор молча упорно взирал на то, как подыхает эта тварь, как сначала лопается кожа, чернеет, обугливается то, что было ранее палачом, запылавшим на своём грязном и страшном веку по приказу ещё более грязного бандита немало людей.

Николай не выдержал, подошёл к нему и почти силой увёл. Довёл до машины, вытащил фляжку, чуть ли не силой сунул её горлышко ему в рот и вылил почти половину содержимого. Водка сделала своё дело. Егор закашлялся, на глазах появились слёзы, он их молча, машинально смахнул.

– Едем, братишка. Ты своё дело сделал! Воздал этим подонкам по заслугам. Но нам надо убираться отсюда. Только сначала запрячем хорошенько этого Плюху.

Николай подвязал к заднему бамперу сухую ёлку, покатался по площадке, пока Егор ожидал его на бетонке. Выехав, подозвал, показал на карту:

– Поедем окружной дорогой, она ведёт на озеро, которое облюбовано рыбаками и охотниками, а далее просёлочными дорогами. Выберемся к городу и въедем в него, минуя посты. Плюху берём с собой, «заховаем» где-нибудь в дороге. Я еду впереди, ты за мной. Едем не спеша. Главное никого не встретить по дороге. Придётся предпринимать меры. Дальний свет не включать, дистанцию соблюдать. В случае чего сворачивай и затихай, дай проехать встречной. Всё ясно?

Егор мотнул головой.

Проехав метров двести, взяли бандита за руки, ноги, выдернули из багажника, оттащили в овраг, свалили на него гнилую берёзу, засыпавшую бандита трухой и, посыпая антисобакином, вернулись. Николай посмотрел на мрачного Егора, вытащил из бардачка несколько таблеток:

– Вот, прими, на всякий случай. Ты как? Сможешь вести машину?

– Смогу, я в полном порядке, – твёрдо заявил Егор.

– Тогда поехали. Я впереди, ты за мной. Не спеши.

Аккуратно доехали. Слава Богу, никого не встретили, хотя несколько костров на берегу озера они увидели. Объехав его по песчаной дороге, снова выехали в лесок. В нём метрах в тридцати увидели грунтовую дорогу, ведущую в город. В гостинице Николай проводил до его номера, там допили фляжку. После того как Егор под наблюдением своего старшего улёгся спать, он ушёл. Ночью Николай не мучился, его не терзала страшная смерть нелюдей. Убеждение в том, что эти твари, усевшиеся как вши на шею народа, другого и не заслуживают, сидело в нём прочно и все эти размышления – «не по христиански, не по закону» его не трогали. По какому закону? По тому, который установлен этим режимом? Да они его же сами растоптали, введя в ранг закона «беспредел», право сильного или «денежного мешка»? Так что пусть не проливают крокодиловы слёзы, когда им отпускается той же мерой! А вот Егор, тот в основном видел только свою Катю. Она ему виделась почему-то на покрытой цветами поляне, на опушке лесочка из берёзок. Она не смеялась, не плакала, только грустно смотрела и улыбалась ему, словно жалела его:

– Как он будет жить без неё.

Он всё пытался объяснить ей:

– Преступники, кто задумал сие изуверство, все наказаны и им воздано по заслугам.

Но она своим взглядом заставляла его умолкнуть, словно это её совершенно не волновало. А вот то, что он остался в этой жизни совершенно один, это-то больше всего и печалило её. Егор же всё отчётливо понимал, но почему-то каждый раз пытался вновь и вновь объяснить ей:

– Преступники наказаны, никто не ушёл от ответа.