– Поверь моему слову, ничего особенного не будет. Пошумят в СМИ: «Каких замечательных людей унесла из жизни нелепая судьба». Да начнут исполнять приказы хозяев по переделу временно бесхозной собственности. Что, впервые разве? Действовать они будут уже как ставленники будущих собственников – это же очевидно, это закон их стаи.
Николай только покачал головой:
– Мне бы твой оптимизм. Не все же в этих органах честь и совесть продали. Ты же сам мне говорил о брате Надежды Васильевны, ну а в этом деле, сам же хорошо знаешь – «многое шито белыми нитками», копни поглубже и кое-чего стоящее можно зацепить. Ведь не скроешь же, что взрыв этого ящика с пиротехникой не смог бы принести такие тяжкие последствия. А как зацепят «ниточку», то пойдут по ней – кому это выгодно? Что предшествовало? Ну и так далее. Возьми и всплыви пытка и гибель Кати ради получения от неё информации о непонятных инвесторах, с прибытием которых в этом городе началась полоса происшествий и чудес. Тут и большого ума не надо.
– Стоп, стоп, Николай! Остановись! Я уверен – действовать эта группа будет с оглядкой на будущих собственников. А тем чего надо? Расследование деталей и версий – это долго и нудно, причём на их глазах бесхозное имущество объявилось. В «гробу» они такое расследование видели. Им подавай законные бумаги на закрытие этого дела и законные бумаги на захват всей собственности, ну на худой конец, хотя бы часть её. Да между ними будущими собственниками и их представителями в группе уже развернулась «подковёрная борьба». Что они идиоты дорогое время упускать? Не играют они, Николай, по таким правилам. В основе их бизнеса лейтмотив, как в животном мире, – кто первый прибыл, тот и насытился!
Я тут подумал, братишка, и вот чего решил:
– Помимо беседы с одним человеком, мне нужно сделать ещё несколько дел. Во-первых, вчера я по понятным причинам не передал приготовленные деньги для этого детдома. Во-вторых, я намерен установить памятник на могиле Кати. В-третьих, послушать братца Надежды Васильевны, что у них в УВД думают, какова обстановка сейчас. В-четвёртых, уж очень у меня чешутся руки добить это паскудное воинство Китайца. Понимаю, свято место пусто не бывает, но в данном случае мне сам Бог велел сделать это.
Николай послушал, покачал головой:
– Одного я тебя не отпущу, будем поступать, как условились, пойдём вдвоём, я тебя слушаю, но не мешаю, выступаю только в крайнем случае. Теперь это уже моё командирское слово.
Егор пожал плечами:
– Не вижу большого смысла таскаться за мной, но если это командирское слово, то вынужден подчиниться.
Через полчаса, позавтракав, они разошлись и встретились уже на стоянке автомашин. Сначала Егор направился к Надежде Васильевне. Он знал, как важны сейчас для детского дома финансовые средства. К тому же, когда ещё поступит от Сергея перевод. Да как бы опять не начались в грядущие смутные времена новые беды для них – по известной схеме – неплатежи, отключение и так далее. Ведь любителей превращений всего, на что остановится их глаз, в храм торговли, секса, немало, не только Пётр Тимофеевич. Передал ей деньги, та долго его благодарила, затем почему-то шёпотом сообщила:
– Брат хочет с Вами поговорить, сегодня на том же месте в тринадцать часов.
Егор кивнул головой и ответил.
– Буду.
И в свою очередь спросил:
– Не могла бы она с ним проехаться на кладбище? У кого документы на могилы?
Надежда Васильевна закивала головой и заплакала. Когда она проплакалась, полезла в сейф, вытащила удостоверение.
– Вот, мы хоронили её всем детдомом… в одну ограду… где лежит её отец. Мне помог брат, да местное телевидение со СМИ… Они вмешались. Ведь Вы слышали, как в нашем городе относились к её отцу, да и самих их в городе тоже любили… кроме высокого начальства, почти весь город пришёл их проводить… Целый митинг образовался, все требовали найти преступников и наказать.
– Их уже нашли и наказали, – мрачно произнёс Егор.
– Кто? – удивлённо спросила она. – Я, правда, слышала, что во время пьянки вчера поздно вечером сгорели прокурор, генерал и чиновник администрации вместе с охраной и прислугой. Да, ещё и воровской авторитет Китаец. Но особенно-то не предала этому значения. Ну, сгорели и сгорели, их в городе никто не любил и хорошего слова о них никто не скажет, а наоборот, – она запнулась.
– Вот именно, собаке – собачья смерть, – снова мрачно прервал Егор.
Она с испугом взглянула на него.
– Они что? Катю с мамой убили?
Но он только ответил:
– От Бога не скроешь свои паскудные дела… Ну так Вы едете?
– Да, да конечно.
Через сорок минут были на кладбище. Внутри небольшой оградки рядом с хорошим гранитным памятником разместились два земляных холмика. Были они такими беззащитными, скромными, что у Егора сердце защемило. Он подошёл, встал на колени, погладил по очереди каждый холмик дрожащей рукой, тихо шепнул:
– Спи спокойно, Катенька. Твоя гибель не осталась неотомщенной. Преступники уже в аду и держат ответ за свои преступления. Это моя вина перед тобой. Прости меня, не уберёг. Теперь этот крест буду нести всю оставшуюся жизнь.