Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)

Линтер помолчал некоторое время, продолжая разглядывать полусферу цветного стекла.

– Что ж, это может случиться, – сказал он, задумчиво глядя на меня. Он кашлянул. – Корабль говорил вам, что я был в Индии?

– В Индии? Нет, не говорил.

– Я пробыл там недели две. Я не сказал «Своевольному», что собираюсь туда, хотя он, конечно, сам узнал.

– Зачем? Зачем вы туда ездили?

– Хотел увидеть это место, – сказал Линтер, чуть подавшись вперед. Он погладил пресс-папье, потом вернул его на гранитную столешницу и потер ладони. – Это было прекрасно… прекрасно. Если у меня еще и оставались какие-то сомнения, то там они развеялись. – Он посмотрел на меня, и на лице его неожиданно появилось открытое, внимательное выражение. Он расставил руки, раздвинул пальцы. – Тут все дело в контрасте… – он отвернулся, явно смущенный собственной вспышкой, – блики, свет и тени всего этого. Скудость и убожество, калеки и распухшие животы; нищета лишь подчеркивает красоту… Одна красивая девушка среди толп на улицах Калькутты похожа на невероятный, хрупкий цветок, она словно… я хочу сказать, невозможно поверить, что грязь и бедность никоим образом не повлияли на нее… Это похоже на чудо, на откровение. Потом вы понимаете, что она останется такой всего несколько лет, что вся ее жизнь – несколько десятилетий, что она постареет, у нее будет шестеро детей, что она зачахнет… Это чувство, понимание, колебания… – Голос его затих, и он посмотрел на меня немного беспомощным, почти страдающим взглядом. Наступил самый подходящий момент, чтобы привести мой самый веский и болезненный аргумент. Но в то же время я сейчас не могла сделать это.

А потому не сказала ничего. Заговорил опять Линтер:

– Не знаю, как это объяснить. Это жизнь. И я живу. Я готов умереть завтра, получив эти последние несколько месяцев. Я знаю, что рискую, оставаясь здесь, но в этом-то все и дело. Я знаю, что мне будет одиноко и страшно. Полагаю, эти чувства будут время от времени посещать меня, но игра стоит свеч. Одиночество будет контрастом ко всему остальному. Мы ждем, что все будет устроено так, как нам нравится, но эти люди живут иначе. У них плохое и хорошее – все перемешано. А это дает им интерес к жизни, они ухватываются за возможности… эти люди знают, что такое трагедия, Сма. Они переживают трагедию. А мы – только зрители.}

Он сидел, не глядя на меня, а я во все глаза уставилась на него. За окном шумел большой город, в комнату проникал солнечный свет, тускневший, когда по небу над нами пробегали облака, а я думала: «Ах ты, бедняга, придурок ты несчастный, как тебя зацепило».

Вот вам, пожалуйста, мы с нашим легендарным ЭКК, этой великолепной машиной, способной походя совладать со всей их цивилизацией и достигающей Проксимы Центавра за один день, нашпигованной технологиями, в сравнении с которыми их атомные бомбы – убогие петарды, а компьютеры «Крей» – простые калькуляторы. Машина, снисходительно величественная в своей неодолимой мощи и неистощимых знаниях… Мы создаем корабли, модули, платформы, скутеры, автономники и жучки, которые могут познать их планету от и до со всеми ее драгоценными произведениями искусства, самыми чувствительными тайнами, изощреннейшими мыслями и величайшими достижениями; мы можем разграбить их цивилизацию, как это не снилось, всем, вместе взятым, завоевателям за всю историю этой планеты, плюя на их жалкое оружие, беря их искусство, историю и философию и не обращая внимания на их убогую науку, рассматривая их верования и политику, как доктор рассматривает симптомы болезни… И несмотря на все это, несмотря на всю нашу мощь и превосходство в том, что касается пространства, науки, технологии, мысли и поведения, этот несчастный дурачок очаровался ими, хотя они даже не подозревают о его существовании; он влюбился в них, восторгается ими, и мы бессильны перед этим. Бесчестная победа варваров.

Не то чтобы я сама была в лучшем положении. Возможно, я желала противоположного тому, чего хотел Дервли Линтер, но я сомневалась, что мои желания осуществятся. Я не хотела покидать эту планету, я не хотела оставлять их в стороне от нас, чтобы они пожрали сами себя. Я хотела максимального вмешательства. Я хотела учинить им такую революцию, которой гордился бы сам Лев Давидович. Я хотела увидеть, как генералы этой хунты наделают себе в штаны, когда поймут, что будущее (в земных представлениях) ярко-ярко-красное.

Естественно, корабль решил, что и я тоже чокнутая. Может, он полагал, что мы с Линтером как-то нейтрализуем друг друга и оба вернемся к здравомыслию.