— Тьфу ты! Не даешь мне сказать самого главного.
— Ну говори.
— Я прошу тебя стать моей женой, — выпалил Ра-мир какой-то юношеской скороговоркой.
Весь кураж мигом сошел с Земфиры, осталась только беззащитная растерянность. А на глаза мигом навернулись слезы.
— Тебе плохо? — бросился к ней Зарецкий.
— Нет, Рамир. Просто сколько ни ждешь таких слов, а всегда неожиданно все происходит.
— Так значит, ты ждала?
— Неужели ты не чувствовал? Конечно, ждала. Мечтала. Я ведь еще девчонкой в тебя влюбилась.
— А мне всегда казалось, что ты меня недолюбливала.
— Это я, чтобы скрыть свои чувства, видимость такую создавала. Да только, по-моему, плохо получалось. Кроме тебя, все-все видели.
— Ты удивительная женщина, Земфира. Ноты мне так и не ответила. Так ты согласна стать моей женой?
— Не знаю. Мне надо подумать.
— О чем думать? Ты же сейчас сама призналась мне в своих чувствах. Чего еще ждать?
— Эх, Рамир, Рамир. Ты такой большой, мудрый, а ничего в женских чувствах не понимаешь. Мне нужно время.
— А может, тебе не понравилось, как я сделал предложение? И вправду, дурень. Надо ж было с подарками приехать.
— Кет, милый, дело не в подарках.
— А в чем?
— Ну, просто мне нужно время.
— Сколько?
— Не знаю.
— А ты не боишься, что я обижусь на твой отказ?
— Чего обижаться? Я же не сказала “нет”. А если твое решение твердое, то ты сможешь подождать ровно столько, сколько нужно.
— Ну что ж, Земфира, думай. Только ведь и я думать буду. Смотри, чтобы не передумал.
Баро выскочил из шатра. Непонятно, то ли обиженный, толи обрадованный, то ли озадаченный.
В палатку тут же вернулась Люцита, бросилась к матери:
— Мамочка, что с тобой? Ты какая-то…
— Какая? — медленно спросила Земфира.
— Какая-то не такая. Я… тебя никогда еще не видела такой… искрящейся.
— Это потому, доченька, что сегодня я самая счастливая женщина в мире… Баро сделал мне предложение.
— И ты, конечно же, согласилась?
— Нет, я ему отказала! Люцита замерла от удивления.
— Как? Почему? Ведь ты хотела этого больше всего на свете!
— Нет, ну я не совсем отказала. Просто попросила, чтобы он подождал.
— А если он передумает? Обидится? Ничего себе. Самому Баро отказали!
— Если передумает, значит, не оченьто хотел, чтобы я стала его женой.
— Да-а-а. Горжусь я своей матерью. Барону отказала. Вот если бы мне Миро предложение сделал…
— Доченька, придет время, ты тоже встретишь свою судьбу.
— Да, мама. Только хорошо бы, чтоб это произошло пораньше, чем у тебя… И все-таки… дашь согласие Баро?
В ответ Земфира загадочно улыбнулась.
Легко искать охранника — он всегда на работе.
Удобно разбираться с охранником, даже в рабочее время. Тот всегда может ненадолго, минут на пятнадцать, оставить напарника одного…
Миро с Рычем отошли в лощинку, что за забором дома Зарецкого.
— Ну, — спросил Рыч. — Теперь-то ты уже можешь сказать мне, что за срочное дело.
— Могу.
— Так говори. Напарник, Федька, у меня новенький. Натасканный, но маленько бестолковый. Я не могу его надолго одного оставлять.
— Не страшно. Мы ненадолго. Такое дело, Рыч. У меня в наборе ножей, актерском, для метания, одного ножика не хватает.
— Ай-ай-ай, какая неприятность. А я при чем?
— Да при том, Рыч. При том! Помнишь, когда ты в первый раз на Орлова покушался — выстрелить в него хотел, — я нож метнул?
— Нет, запамятовал.
— А я хорошо помню. Я ножик тогда не подобрал, тебе оставил. Такты уж верни, пожалуйста.
— Миро, ты перепутал чего-то. Я цыган, охранник, а не старьевщик, всякую дребедень не подбираю. Сходи-ка туда, к воротам, поищи. В пыли да в грязи поковыряйся, может, и найдешь чего-нибудь. Дрянь какую для своего выступления концертного.
— Спасибо за совет. Только мне для поисков другое место подсказали, понадежнее. Отделение милиции. Там, согласно инструкции, ножи хранятся, которыми покушались на жизнь Максима Орлова. Говорят, один из них…
Рыч не дал договорить, схватил Миро за грудки:
— Как ты узнал, щенок?!
— А-а, значит, правда все, — торжествующе сказал Миро, отталкивая Рыча. — Получается, верную мне наколку дали.
— Все равно ты ничего доказать не сможешь! В ментуре тебя же самого первым за задницу схватят. Нож-то твой. И вокруг гостиницы ты тогда весь день вертелся.
— Нет, Рыч, в милицию я не пойду. Зачем гаджо в наши дела путать? Мы по-своему разберемся, по-цыгански. У нас, слава Богу, барон есть! Вот пусть Баро с тобой и разбирается. Понял?
Миро оттолкнул Рыча и развернулся, чтоб уйти.
— Эй, стой! — крикнул охранник. Миро обернулся.
— Я тебя последний раз предупреждаю: ты ничего не скажешь Баро.
— Скажу!
— Нет.
— И кто же меня остановит? Рыч выхватил нож.
— Я!
Миро остановился, повернулся лицом к противнику и медленно достал свой нож.
— Мальчик, — хрипло сказал Рыч, — ты на кого прешь? Ты же циркач. А я тебе — не фанерный щит для метания. Я ж убью тебя.
— Ну, убьешь. И что ты всем скажешь, как объяснишь?
— Скажу, Миро от любовных страданий совсем сбрендил. Уже и на меня бросаться начал. Самооборона — не было другого выхода.
— Думаешь, тебе кто-то поверит?
— Еще как поверят! К тому же, у меня есть свидетель…
— Свидетель?