Выбор сердца

— Поймет. Если захочет… Хотя… Он так хочет догнать и перегнать Астахова…

— Ага. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вернее — о чем ты промолчала. Если отец я, то ему догонять и перегонять некого!

— Нет, ну перестань. Я совершенно не об этом.

— Об этом! Об этом! Именно поэтому ты сама не хотела, чтобы я рассказал ему, кто его отец!

— Правильно, не хотела. Потому что тогда было не время.

— А сейчас время?

— Да. Сейчас он должен узнать правду.

— Поразительно. Значит, все всегда решаешь только ты!

— Да, я. Потому что ты вечно думаешь, боишься, опасаешься.

— Ничего я уже не боюсь. Но почему только ты решаешь, что, когда и кому пора узнать?

— Боишься, Игорь. Еще как боишься! Вот и сейчас — ты же не обо мне думаешь, не об Антоне. Только за себя хвостик дрожит: а вдруг опять из кресла директора выкинут?!

— Да! Да, представь себе, а вдруг снова уволят!

— Да никто тебя не уволит! — устало сказала Тамара. — Уважение Антона — чуть ли не последнее, что у меня есть. И он должен понять: наши отношения, какими бы они запутанными ни были, — это не пошлый романчик.

И Игорь тоже почувствовал, как на него разом навалилась усталость от прожитых лет, от всех этих ссор, от их долгого и совсем не пошлого романа.

— Послушай себя, Тома. Ведь меня в твоих рассуждениях нет. И никогда не было. Ты сама решила оставить ребенка. Сама все эти годы выдавала его за сына Астахова и женила Астахова на себе только для того, чтобы у ребенка был богатый отец! А теперь…

— А теперь я хочу, чтобы наш сын знал, кто его настоящий отец. Атебе, Игорь, втвоем возрасте пора бы поумнеть и что-то понять. Ребенок — это ребенок. И никакие мужики, даже такие… А, да чего там. Даже такие сладкие и любимые, как ты, между мной и им никогда не встанут!

Глава 9

“Отомстить” — хорошее слово, замечательное. Наверно, только благодаря ему Люцита испытывала хоть какой-то интерес к своей никудышной жизни.

Отомстить.

Судя по тому, как Рыч произнес его, он тоже знает о чем говорит. Кто бы ни послал ей этого парня, Бог или дьявол, он это сделал очень вовремя.

— Кто-то из наших сказал, что Баро уволил тебя. Это правда?

— Да! Но я этого так не оставлю! Он меня плохо знает. Хоть и знаком столько лет. Чтоб Рыча выгнали ни за что, как собаку? Да никогда! Я не собака, я — медведь. Меня можно водить на поводке, но нельзя доводить до бешенства, — Рыч перешел на полушепот.

И от этого его слова звучали еще страшней.

Но сейчас Люцита, прислушавшись к себе, с удивлением почувствовала, что совершенно не боится этого зверя в человеческом обличье. А чего бояться? В последнее время она и сама себя все чаще чувствовала каким-нибудь диким зверем — пожалуй, рысью.

— Я… я понимаю тебя, — сказала она так же тихо. — Мне тоже очень больно.

— Ну вот, сестренка, — неожиданно по-доброму улыбнулся Рыч. — Тогда слушай. Баро — хранитель цыганского золота. А я это золото украду.

Нет, это уж слишком! Люцита вскочила со стула.

— Ты с ума сошел! Это же все для всех. На черный день. И к тому же — это талисман нашего рода!

— Талисман, говоришь? Очень хорошо. Именно поэтому пусть оно перейдет ко мне. Такому несчастливому рому, как я, сейчас очень нужна удача. И насчет “на черный день” — тоже все верно. У меня сейчас как раз черный день. Самый черный, чернее не бывает.

— Но все же, нельзя так…

— Почему же нельзя? Можно. Давай попробуем. И вот тогда посмотрим, кто чего стоит. Представляешь, хранитель… и без золота. Смешно.

— Грустно.

— Для Баро грустно, а для меня — смешно. И ты мне в этом поможешь. Вместе посмеемся.

— Да ты с ума сошел?! Украсть у Баро цыганское золото! Я не могу.

— Можешь. Твоя мать живет в доме у Баро. Они уже и в загс сходили. Небось, он уже поделился с женушкой всеми своими секретами. А ты как-нибудь разузнай у мамы, где он прячет слитки. Все, больше от тебя ничего не требуется.

— Нет. Я ничего не буду спрашивать у матери.

— Почему?

— Потому что она — моя мать. Я не могу подводить ее!

— А ты ее не подведешь. Единственный, кто пострадает от этого, — Зарецкий. И потом, раз уж она твоя мать, пусть сделает для тебя хоть что-то хорошее. Да не волнуйся ты. Никто ничего не узнает. Ты спросишь у матери, расскажешь мне. Остальное — мое дело. Тебе-то чего бояться?

— Я боюсь не людей.

— А чего?

— Говорят, это золото мстит. Рыч расхохотался:

— И ты веришь в эти байки?

Люцита грустно улыбнулась: дурачок, что он знает? О чем говорит? Если бы увидел хоть раз, как она, Люцита, простеньким заклинанием вызывает дождь, наверно, иначе бы заговорил.

— Это не байки, Рыч. Это все очень серьезно. Только человек с чистой душой может прикасаться к этой святыне. А нарушившему этот завет — вечное проклятье.

— Хорошо, убедила, — притворно усмехнулся Рыч. — Я приду с чистой душой. У батюшки исповедаюсь, причащусь. Обещаю. Этого тебе достаточно?

— Нет.

Рыч зло сверкнул глазами:

— А вообще, девочка, если уж говорить о проклятиях, то в жизни никогда не знаешь, откуда ждать их. Вот, например, расскажу я всему табору, что ты стреляла в Кармелиту.

— Ты не сделаешь этого.