Мне несказанно везёт. Хоть в чём-то… Океаническое течение выбросило меня на берег неподалёку от дороги, ведущей через Сумрачный лес в Адейру. На моё счастье, одной семье поселян взбрело в голову именно в это время поехать в Сариту — городок, расположенный на окраине столицы. Тощий старик-поселянин — ещё тот болтун и балагур и его дородная розовощёкая жена с жалостливым сердцем. Оно-то меня и спасло.
— Деточка! Ты жива? Открой… Открой глаза! Патрик! Смотри! Она уже коркой льда покрылась!
Ну да, покрылась. Потому что идти по дороге, опираясь на посох, я долго всё-таки не смогла, и рухнула на обочине. Как долго я пролежала в отключке — не знаю. Очнулась лишь когда меня обнаружила это семейство.
Старик тут же напоил меня из своей заначки каким-то обжигающим пойлом, от которого внутри сразу разгорелся нешуточный огонь. Не прошло и минуты, как я начала чувствовать пальцы рук и ног. Крестьянка тем временем, порывшись в узле с одеждой, выудила оттуда довольно грубо сшитое, но зато добротное тёплое платье.
— А ну-как давай примеряй! Дочке везла. Она у нас, правда, покрупнее тебя будет. Ну да ладное, чай, не утонешь в неё. Главное, чтоб тепло было. А эти лохмотья снимай давай! Простынешь же совсем и дуба дашь!
Заведя меня за повозку, поселянка шустро помогла переодеться, при этом то и дело поцокивая языком, разглядывая моё, покрытое синяками тело.
— И кто тебя так, деточка? Не муж ли чай отдубасил?
— Нет. Не муж… — с трудом мямлю я и…
… как последняя дура начинаю рыдать. Видимо, нервы сдают окончательно.
— Не муж, — истерично всхлипываю я. — Нет у меня больше мужа.
Я рыдаю как какая-то ненормальная идиотка на груди незнакомой мне дородной поселянки, стоя на обочине дороги. А она, сама со слезами на глазах, гладит меня по заледеневшим волосам.
Я плачу, плачу, плачу, с горестью осознавая, что моя жизнь никогда уже не будет прежней, как и я сама.
Видимо, смерть мне всё же к лицу. Падение в бездну, каким-то непостижимым образом, заставило удачу встать не мою сторону. Давненько такого не бывало. Сначала поселяне, которые подвозят до Сариты, затем планолёт возле таверны — мне удаётся незамеченной пробраться в него. И вот спустя всего час я уже в Адейре.
Трачу несколько минут, чтобы, закрывшись в кабинке дамской комнаты аэровокзала, переодеться в подсохшее алое платье. Корю себя за то, что не додумалась переодеться в Руаре в более удобную одежду, перед тем, как идти к Карлу.
Выглядит дорогое платье, конечно, не очень — местами разорванно, но, в целом, всё лучше, чем наряд поселянки, который неминуемо привлечёт внимание модных горожан. Оно мне надо? С сегодняшнего дня я официально мертва. Пусть так и будет. Тем более, что это не далеко от истины. Возможно, физически я ещё жива, но в душе… Пугающий холод, пустота и больше ничего. Странное ощущение: тело ещё живёт. А вот душа… Нет. Лучше не думать об этом. Не могу. Не хочу! И не буду…
Иду по извилистым улочкам старой Адейры. Иду, сама не знаю куда… Не замечаю. Как ноги сами приносят меня к ней… К той, которой я никогда не была нужна. К беспутной Акрабе.
Моей матери.
В этом даже что-то есть. Больше мне идти и не к кому. Жизнь, с присущей ей чувством юмора, вернула меня к той, от которой я сама же когда-то и убежала. К той, которая себе на беду родила меня.
За окном полночь. Мы сидим в дальнем углу полупустого кабака. Молча пьём какую-то обжигающую горькую вкуса. Дрянь, а не пойло. Но на душе от этого горького пойла, почему-то становится не так горько, я бы даже сказала — весело, одновременно с этим по всему моему продрогшему телу разливается тепло. Кажется, я начинаю понимать Акрабу. Если местный эль даёт забвение, то…
— Ещё пару кружек!
— Не налегай. С непривычки поплохеет, — хмыкает мать, пристально, я бы даже сказала, несколько озабоченно глядя на меня. — Случилось что?
— С каких пор тебя стала интересовать моя жизнь?
— С тех пор, как я плачу за твой эль.
Усмехаюсь. А ведь она права…
— Случилось.
И снова молчание. Первой не выдерживает мать.
— Анигай жив? — вопрос звучит, как бы между прочем, ноя всё равно улавливаю напряжённые нотки в её голосе. Ну, надо же! Неужели нашей беспутной мамаше не всё равно на нас?!
— Жив.
Сын хозяин борделя, дородный детина средних лет, выпроваживает последнего, пьяного в доску клиента. Бросает на меня вопросительный взгляд.
— Мы закрываемся.
— Она со мной, — устало отзывается Акраба. — Моя дочь пару дней поживёт у меня. Если ты, конечно, не против?
Я и забыла, что мамуля, даже обретя свободу, так и не смогла ей самостоятельно распорядиться. Впрочем, чему удивляться. Акраба никогда по-настоящему и не была свободной. Сначала Руар, следящий за каждым твоим шагом, затем Катар… Живя здесь, в комнатушке на крыше борделя, Акраба, по сути, является собственностью хозяина сего весёленького заведеньица. Интересно, меня ждёт та же участь?
— Отчего же я должен быть против? — хмыкает заинтригованный парень, подходя к нам. — Девка-то вроде красивая.
То ли от выпитого эля, то ли просто от того, что у меня сдают нервы, начинаю глупо хихикать.