— Ты не сделаешь проклятый аборт, — цежу каждое слово. — Это решение принимают вдвоём.
Эмма молчит. Она сморит в сторону, хотя находится в нескольких дюймах от моих губ. И новое ужасающее чувство похоже на ножи в спине и сердце, поселяется в груди. У меня сбивается или вовсе останавливается дыхание.
— Ты сделала? — еле слышно, спрашиваю я, пугаясь будущего ответа ещё больше.
Получаю молчание, и мои пальцы впиваются в её плечи, начиная трясти их. Меня бросает в жар, из-за чего на лбу выступает пот, а по спине ползёт холодок.
— Ты сделала? — голос скрывается на крик, благодаря чему некоторые заворачивают любопытные лица в нашу сторону. Хватает одного взгляда от меня, чтобы каждый отвернулся.
Отшатываюсь от девушки, как от открытого огня. Лишь одна мысль о прикосновении к ней, вызывает внутри тошноту. Моя рука дрожит, когда запускаю пятерню в волосы и не иначе, как пытаюсь вырвать их с корнем из головы. Когда Эмма находит мой взгляд, непроизвольно делаю новый шаг назад. Она становится мне противна, как никто и никогда ранее. Внутри агония непонимания, которая отталкивает от неё.
— Я… — шепчет Эмма, из-за чего у меня буквально едет крыша.
— Ты мне противна.
— Эйден, я… — девушка хватает моё запястье, но я вырываю руку, а из её глаз брезгают слёзы.
Сбрасываю её ладонь и тру место, которого она касалась. Кожа горит, но это ощущение невозможно назвать приятным. С трудом, но смотрю на неё последний раз пред тем, как развернуться и уйти. Я бы с удовольствием выжег всякие воспоминания о ней в памяти, чтобы никогда не узнавать и не помнить.
— Больше никогда не трогай.
Не пытаюсь выносить её присутствие рядом хотя бы секунду. Разворачиваюсь и хочу бежать.
— Эйден, я не сделала! — в слезах, кричит она, и ноги автоматически останавливаются, как по сигналу стоп.
Сердце не билось, но резко очнулось и начало тарабанить грудную клетку. Оно стучит так, что становится больно, словно сейчас кости сломаются, и оно вылетит наружу. Не поворачиваюсь, пытаясь понять, не ослышался ли. Мне легко могло показаться.
— Я не сделала… — ещё раз, но уже шепчет она. — Должна была вчера… но было страшно… и я… И я не сделала, перенесла на другой день.
Я ещё никогда не чувствовал подобного облегчения, словно с души спал неподъёмный камень. Только тогда, когда в голову закралась мысль о том, что она сделала аборт, стало понятно, что я вовсе этого не хочу. Возможно, другой на моём месте мог радоваться и только подгонять на данный шаг, но у меня щемит в груди. Это не меняет того факта, что она солгала, и не меняет того, что ребёнок есть или был. Аборт или рождение и отказ от него — продолжает делать нас и других родителями, которые сделали какой-то выбор, вовсе неважно, каким он был. Я не смогу забыть и жить так же, как жил прежде, зная, что что-то сделал. Это останется отпечатком, и только нам решать, положительным или отрицательным. Доверие, что было — не возвратить, оно бесследно исчезло, оставив после себя мрачный осадок. Но так или иначе, я не испытываю ненависти ни к ней, ни к ребёнку, что является моим. Я мирюсь и со своей глупостью, ведь тоже поверил словам. Возможно, не до конца, потому что оглядываясь назад, понимаю, что хотел её не меньше. Наши эгоистичные желания затуманили рассудок и привели к двум полоскам на тесте.
— Это очередная ложь? — переспрашиваю я.
Эмма начинает быстро крутить головой из стороны в сторону, благодаря чему волосы избивают её заплаканное лицо, по которому продолжают скользить слёзы.
— Нет… — подавлено вторит она. — Я хотела попросить Жака сходить со мной… я боялась идти одна, но Алестер удалил его номер, и мне пришлось… Я думала, это всё исправит…
— Исправит что?
— Всё между нами. Думала, ты простишь меня. Я ошиблась…
— Ты права, — киваю, осматривая её с ног до головы.
Глаза девушки начинают сиять от слёз, которые она не торопится смахивать.
— Права?
— Ты ошиблась.
— И ты…
— Я не знаю, как тебе верить.
Её нижняя губа начинает дрожать, и Эмма прикусывает её, вероятно, чтобы не сломаться передо мной окончательно.
— Не можешь мне верить… — безжизненно повторяет Эмма, и в её глазах вспыхивает понимание, словно она знает, что я скажу дальше.
Смахнув слёзы тыльной стороной ладони, она находит мой взгляд.
— Это ведь конец?
Вздохнув, качаю головой, потому что сам не понимаю, конец ли это. Прихожу к другому варианту, который будет менее болезненным.
— Мне нужно время. Я не хочу тебя обманывать. Я всегда буду принимать участие во всём, это не только твоя ответственность, не позволяй эмоциям взять верх. Если ты убьешь его, это ничего не изменит.
— Но это конец…
— Это не конец, просто наши жизни немного поменяются.
Оскорбление вспыхивает на её лице.
— Немного поменяются? Ты будешь в моей жизни только из-за того, что будешь чувствовать вину и ответственность! Ты будешь в ней только потому, что будешь считать себя должным и обязанным, ни потому, что любишь меня, а потому что должен!
— Ты всё приукрашиваешь.