Выбор ведьмы

Ирка вскинулась и закричала. Она снова лежала на шероховатом боку валуна на поляне посреди Мертвого леса, а только что увиденные картинки мелькали перед глазами, тая в тумане слез. Легко сражаться и стоять до последнего, когда чувствуешь себя правой, когда отчаянно бьешься за своих. Но когда тот, против кого ты сражаешься, кого считаешь убийцей и чудовищем, бросает тебе «Ты — убийца! Те, за кого ты бьешься, — чудовища!», вина швыряет тебя на колени, потому что в его словах нет ни капли лжи! Все — правда! Разве она не знала этого раньше? Знала. И принимала. А если и волновалась, то только о людях, а о других живых существах или просто о земле она вспомнила только сейчас, у алтаря замученного Великого Пса. Можно противостоять чужой силе — но как противостоять собственной совести?

Ирка плакала, прижавшись к боку валуна. Панас — или не Панас? — повернул к ней морду, и в его взгляде Ирке померещилось… неуверенное сочувствие?

— Ты еще можешь все изменить, — донесся тихий рокот.

— Как? — Ирка вскинула зареванное лицо. — Скажи, я все сделаю!

— Забудь, что ты наднепрянская ведьма! — Валун даже потеплел под ее руками. — Ты моя дочь, дочь Симаргла, — разве этого недостаточно?

Ирке захотелось разреветься еще горше и одновременно стукнуть кулаком по этой тупой каменюке. Разбрызгивая слезы со щек, она затрясла головой…

— Почему? — В вибрации камня звучали то ли ярость, то ли отчаяние. — Ты будешь счастлива здесь, я обещаю! И Сила для тебя тоже найдется.

— Не в Силе дело. И даже не в счастье, — почти неслышно ответила Ирка, вытирая кулаком слезы. — Я сама сказала на Алатырь-камне, что я человек, ведьма.

«А что дочь Симаргла — не сказала», — мысленно добавила она.

— Я могла бы уйти от людей, пока они обижали тебя. Но сейчас, когда ты собираешься уничтожить их… — она не закончила, только упрямо покачала головой.

Тишина нависла над поляной, только ритмично, как огни самой безумной из иллюминаций, вспыхивали и гасли светящиеся звериные глаза среди ветвей мертвых деревьев.

— Еще скажи, что они не заслуживают уничтожения! — повторил Симаргл. — Хотя бы за то, что лишили меня дочери.

Раньше бы Ирка сказала: «Ты сам себя лишил!» — раньше, но не сейчас. Сейчас она не могла ответить на самый главный вопрос: почему люди должны жить?

— Послушай, нам же не все равно… Люди… люди стихи о природе пишут! — Если даже сама Морана-Смерть этим впечатлилась…

С дерева комом галчата упали,
Желтые рты широко разевали,
Прыгая, злились. Наскучил их крик —
И придавил их ногою мужик[38],

издевательски процитировал тот, чей голос звучал из пасти Панаса.

— С тех пор вы вырубили множество лесов и перебили целые горы галчат! — В голосе больше не было ни сомнений, ни симпатии, он звучал откровенным презрением. — Если так любишь стихи, напомню тебе, — и призрачный шепот снова зазвучал у Ирки над ухом: — «Not one would mind, neither bird nor tree, if mankind perished utterly…»[39]

Какой у нее папа… образованный Пес. Стихи читает, на разных языках лает. Снова какая-то смутная мысль — особенная, сулящая спасение — скользнула на задворках разума, но… не удержалась в оцепеневшем от боли и стыда сознании.

— Вы сами понимаете, что никому не нужны, вы понимаете это уже больше сотни лет… Я всего лишь помогу вам уйти. Поднимите ее на алтарь! — громыхнул рык. — Где они? Сколько можно ждать?

— Все уже здесь, Повелитель!

Подскочившие к Ирке Кот и Лис подхватили несопротивляющуюся девчонку за руки и швырнули на валун. Чёрные корни захлестнули ей руки и ноги, Ирку растянуло на камне, спина выгнулась как тугой лук, мышцы взвыли, но никакая боль не могла пробиться через оцепеневшее сознание. Пробились крики — отчаянные детские крики, в которых были и боль, и злость:

— Пусти, предатель! Великий Водный до тебя доберется, и Мать-Владычица доберется, они оторвут тебе башку, а я утоплю ее в первой луже! Слышал, огненный? — вопил знакомый мальчишеский голос.

Ирка повернула голову… Юный водный Лун, любитель страшных историй, бился в руках Татльзвума Ка Рийо. Следом за шиворот, как щенков, Старший Волк волок обоих похищенных малышей — мелкого змееныша и змеечку с морковными волосами. Те даже не сопротивлялись — совсем как Ирка.

— Пусти меня, гад красномордый, Шешу тебе в глотку! — Неистовый юный Лун снова рванулся, со всей силы заехав Тату ногой по голени. Тот рыкнул сквозь зубы, заломил своему пленнику руки за спину, швырнув его лицом вниз перед валуном, — змееныш извивался и шипел как самый настоящий змееныш.

— Я подвел Повелителя. — Тат изо всех сил старался сохранить достоинство, но все равно не мог скрыть растерянности и даже паники. — Не выполнил обещанное. Мятеж подавили, а змееныши… Я принес тебе лишь трех: водного, воздушного и земляную. У нас нет огненного!

— Мятеж мне обещал не ты, а Муравьиный Гад… Гад такой! — Рык Пса звучал вовсе не снисходительно, скорее, пренебрежительно — дескать, где уж тебе. — А огненный у нас есть!