Выбор воды

Эверетт?

ты ещё на озере, Эверетт?

Эверетт,

если ты ещё здесь, напиши.

Надо было сразу ему ответить. За все эти годы больше никто мне не писал на тот телефон на камне.

Скоро – Рибчев Лаз. Бохинь слева – молчит. За эти дни озеро не сказало ни слова, только слушало, и этого было достаточно.

Да, я ещё на озере, Кира,

но скоро уезжаю.

Левую ногу свела сильная судорога,

не могу идти пешком,

сел в панорамную лодку.

Обычно эти судороги

бывают по ночам,

а в этот раз застали меня днём.

Жду тебя

у автобусной остановки на Любляну,

если ты ещё хочешь

на меня посмотреть.

подходи лучше к памятнику со Златорогом.

буду ждать тебя там только час.

Впереди уже видно бронзовую серну – Златорога на высоком камне – и мост, с которого я сошла на берег.

Говорят, с помощью золотых рогов серны можно было заполучить сокровища в Райском саду на вершинах Триглава. Один охотник хотел покорить сокровищами девушку, решил добраться до клада и ранил Златорога. Но из крови животного вырос цветок – Златорог съел его и спасся. Солнце ослепило охотника, и он упал в ущелье.

Даже если под Триглавом до сих пор лежит этот клад, человек никогда не получит к нему ключ – Златорог завалил Райский сад камнями и исчез.

Мотаюсь между Златорогом и мостом, жду Эверетта. К Бохиню движутся новые пассажиры, вышедшие из люблянского автобуса, и заходят на круг.

Мальчик в жёлтом комбинезоне пускает по озеру «блинчики».

– Получается?

– Камни не те. Нужны плоские камни, а здесь таких мало. Ты умеешь?

– Когда-то умела.

Он ковыряет камни ногой, ищет плоские, снова запуская их по озеру. Вода молча глотает «блинчики» один за другим. Родители зовут сына, пора идти, – но он не обращает внимания и роется в камнях.

– Вот с этим точно получится, – хватает он большой плоский камень у красного цветка.

На камне – мой номер телефона.

Вырвавшись из мальчишеской руки, камень прыгает по Бохиню.

Он – волна, он – воздух, он – водомерка, скользящая по озеру.

Его никто не остановит. Никто не найдёт.

Эверетт не мог меня догнать, даже когда я останавливалась и давала ему фору: всё это время он шёл вокруг Бледа, а я – вокруг Бохиня. Теперь понятно, почему я не видела ни лебедей, ни чемпионат по плаванию, о которых он писал. Всё это было – там, было с ним, не со мной.

Эверетт, ты, наверное, на озере Блед,

а не на Бохиньском?

Я здесь,

на озере Бохинь.

Я на каждом озере,

вокруг которого ты идёшь.

На каждом берегу реки,

у которой ты

не останавливаешься.

где???

не вижу тебя,

я у Златорога!

Подойди к озеру.

в смысле?

Подойди к озеру

и посмотри в него.

Оглядываюсь – никого.

Иду к озеру, я уже почти у воды, но мышцы икры левой ноги так сжимаются от боли, что не могу пошевелиться, падаю. Глубокий вдох, ещё один, но судорога не проходит. Она длится и усиливается. Мышцы рвутся как будто.

Сжимаю зубами кулак, чтобы не закричать. Я дойду до воды. Дойду.

Через минуту мышцы расслабляются, и я встаю.

Нет в озере никаких костей. Нет в нём меня, не было никогда ничего.

Если я первый человек, который видит это озеро, – дайте мне посмотреть в его воду.

Не горы, не облака, не Версаля, – я вижу только своё лицо. Короткие кудри, серые глаза, доставшиеся от отцовского рода, и тонкий нос, передавшийся от армянской маминой линии. Сероглазие как образ жизни.

Я с детства – когда стояла у окна и смотрела на зиму, а снег делал из окна зеркало, – не видела своего лица в отражении. Это всегда было не моё лицо, а моё представление о моём лице. Все эти годы я воспроизводила то лицо, которое запомнила ещё в тот снег. Никакого другого лица с тех пор я не видела. Теперь на меня обрушилось настоящее лицо.

Воздух переполнен сентябрём. Озеро же пытается задержаться в августе, сохраняя тепло, чтобы люди могли войти в воду.

Фёдор сразу отвечает на звонок, и я говорю, что он может забрать отцовскую удочку.

– Как-то твой отец пришёл ко мне и рассказал, что ты не захотела учиться рыбачить, не хочешь больше есть рыбу. Что подарил дедову удочку тебе – и надеется, что когда-нибудь ты научишься с ней обращаться. Выпили. Я тогда сказал ему: будешь ты рыбачить или нет – ты всё равно дочь рыбака.

…Мама пригнула вишню, открыла Фёдору сарай и отдала ему удочку.

– Нашла в сарае стопку газет и журналов с твоими портретами. Со статьями про тебя, когда ты призы журналистские выигрывала. Ты знала, что отец их собирал? Там ещё твои тетради, сандалии… Перезвоню, Любка на второй линии.

– Так ты всё-таки поедешь с караванщиками?