Выбор воды

– Так куда ведёт этот мост на твоей шее?

– Никуда. Раньше я думала, мосты – для того, чтобы возвращаться. Но они – для того, чтобы идти. Мост – это дорога.

– Ветер – самое надёжное, что может быть. Больше ничего. Дорога и ветер.

Джейкоб молча смотрит на меня и не двигается. «Ветер – самое надёжное, что может быть?» Так писал мне Эверетт. Он? Притворился, что приехал на озеро на ночь, а сам живёт здесь – в фургоне?

сначала запиши мне твой голос, Эверетт

Докурив, Джейкоб исчезает в фургоне, а затем появляется в плавках и с телефоном в руках.

– Я всё-таки хочу с тобой поплавать.

– Сегодня не мой день.

Джейкоб прячет телефон в карман куртки, висящей на спинке стула, и направляется к озеру.

Кира,

я не могу записать тебе свой голос,

диктофон не работает на мобильном.

не можешь,

потому что я сразу тебя узна́ю, да?

Джейкоб доплыл уже до середины озера, когда пришёл ответ, – значит, это не он.

Я захожу в фургон и закрываю дверь. Токи спит в лежанке, стоящей на постели. Я попала в ежиную нору. Места много, но места себе не находишь. Лучше всего – за рулём. В холодильнике – мясо, упаковки замороженной и растворимой еды. Джейкоб ест мясо. Закрытая бутылка красного вина. Несколько фотографий ежа приклеены скотчем. Токи на море в Хорватии. Токи в одеяле в Шотландии. Токи на руках своего ещё безбородого хозяина в кафе в Барселоне. На откидном столе – свеча в стакане. По внутреннему периметру закреплены гирлянды, мигавшие последний раз, видимо, ещё в прошлое Рождество. На полке у кровати – начатый блистер антидепрессантов. На полке у зеркала в туалете – шампунь, зубная паста, щётка и крем. «Кожа как у ребёнка», – написано на смятом тюбике.

Лежу на серых мятых простынях Джейкоба. В чужой норе, в чужой стране, с чужим ежом, который меня не замечает. Рядом – чужая раскрытая перевёрнутая книга. Политический детектив, в котором главный герой разоблачает заговор и спасает мир. Подкладываю под голову толстый свитер Джейкоба, накопивший так много запахов со всего света, что их не различить. Лежать здесь удобно и спокойно. Не тесно. Потолок невысокий, но можно представить, что он прозрачный.

От шума Токи просыпается и строго смотрит на меня. Он и не думает защищать свою нору от вторжения, только с минуту таращится, затем глядит на дверь, водит носом и снова засыпает.

Если лежать поперёк кровати, через боковое окно видно деревья. До тех пор, пока ветер не двигает их, кажется, что окно закрыто шторой с рисунком. Но как только ветер шевелит листья – фургон едет, и я вместе с ним. Нет маршрута и карты, нет точки назначения, – есть лишь дорога. Можно в любой момент изменить маршрут и свернуть. И ехать, пока не кончится дизель. Любая остановка и пейзаж – временны. Здесь деревья высокие, там – ниже. Там пахнет соснами, здесь – кофе с автозаправки. Там едут по левой стороне дороги, здесь – по правой. Здесь прячут мусор под землю, там – сжигают. Там называют детей в честь родителей, здесь не повторяют родительские имена.

В дверь стучат. Открыть? Это не мой дом, а значит, открывать здесь двери – не мне. Стучат снова, и Токи дёргается. Закрываю глаза и слушаю, как стучавший удаляется от фургона.

Токи садится за руль и везёт нас куда глаза глядят. Оказывается, ежи хорошо водят. Не быстро и не медленно, а так, как надо. Так, чтобы можно было в это поверить.

Я очнулась оттого, что по мне ходит ёж, и вышла из фургона.

Между деревьями и озером я – неизвестный зверь, который наконец добрался до водопоя, но никак не может зайти в воду. Двигаюсь на автомате, пока не дохожу до церкви Святого Духа чуть поодаль от воды у дороги. Небольшая гора в стиле барокко, покрытая тёмной черепицей. Трогает небо колокольней. С фасада на меня снова, как и с церкви у моста, глядит покровитель путешественников – Святой Христофор, держащий младенца.

Если долго ходить по кругу, можно вытоптать берег вокруг воды и перейти её на другую воду.

По Бохиню движутся каяки, а я стою у деревянного пирса. Ещё полчаса пути.

– Интернет с утра не работает! Не могу посмотреть, как там мой опоссум. Вдруг американец корма не насыпал? – звонит мама. – Любка объявилась. Приходила за своей овчаркой. Любит свою псину, а та ей руки лижет. Зовёт ехать с ними.

– Поедешь?

– А чего же они в прошлом году не звонили?

– Чего толку тебе звонить, если ты из дома не выходишь?

– Сегодня видела ежа. Степана. Выполз из-под дома. Налила ему молока.

– Так ты поедешь?

– Как я теперь поеду, если ежа кормить надо?

– Столько лет без тебя кормился – и теперь прокормится. А скунсов твоих американец покормит. Из штата Огайо!

– А ключ где я возьму от гаража?

Может, и узна́ешь;

правда, ты давно мой голос не слышала.

Я устала от загадок Эверетта, от всех этих «может» и «остановись». Нет ничего, кроме тяжёлого рюкзака костей за спиной.