Выбор Зигмунда

Де Молина приподнялся на локтях.

– Святое Небо! Доктор, мы еще долго должны это продолжать?

Контакт прервался, но полученных ответов достаточно, чтобы составить несколько указаний. Быстрота, с которой отвечал де Молина, показывая свою готовность участвовать в эксперименте, мешала ему думать, а значит, и лгать. А это его волнение удобно для Фрейда: оно могло бы помочь углубить исследование. Напряжение и беспокойство могут и означать закрытость для любого диалога, и быть преддверием освобождающего признания, если не самого освобождения.

– Нет, если хотите, мы можем на этом закончить, – сказал Фрейд и закрыл тетрадь.

На лбу де Молины-и-Ортеги блестели несколько капель пота – вероятно, из-за жары. Какое белье скрывается под черными плащами священников, было одной из тайн католической церкви.

– Я был вам чем-нибудь полезен?

Фрейд снял очки, потер глаза и ответил:

– Несомненно, да. Но были бы еще полезнее, если бы объяснили мне, по какой причине вы пригласили меня в Сикстинскую капеллу три дня назад. Конечно, не за тем, чтобы показать мне пустоту на месте Божьего глаза.

Кардинал улыбнулся, пожал плечами и скрестил руки на груди. Это была высшая степень обороны. «Хорошо, – подумал ученый. – Значит, я вбил в мрамор мокрый клин, а это всегда был единственный способ расколоть этот твердый камень». Молчание де Молины подтвердило, что Фрейд был прав.

Медику казалось, что слух его улавливает, как бурлит вулкан, и он поздравил себя: скоро склон горы расколется, и поток лавы хлынет наружу. Ему надо быть готовым к любому развитию событий, даже к порыву насилия. Два года назад одна его пациентка, задетая за живое и загнанная в угол, почувствовала такое напряжение, что даже не могла говорить. И не нашла лучше способа выплеснуть свои чувства, чем разорвать на себе блузку и оголить грудь. После этого жеста хватило всего одного сеанса, чтобы она вылечилась от истерии. Фрейд надеялся, что де Молина не станет срывать с себя рясу.

– Вы очень хитры, доктор, – сказал кардинал, глядя на него без агрессии. – Однако как одно время года сменяется другим, так меняются и обстоятельства. О чем-то в один день можно было сказать, в другой будет лучше умолчать. Это воля Бога, а не наша.

Произнеся это, де Молина-и-Ортега полностью замкнулся, как еж, свернувшийся в клубок. Он, хотя его никто об этом не просил, рассказал Фрейду свой сон, в котором мать упрекала его, что он учится без усердия, а отец наказал, отправив спать без ужина.

Возможно, это был случай, который действительно произошел с де Молиной в детстве и который тот предпочел рассказать как сон. Но, желая обмануть Фрейда, кардинал невольно открыл ему, что имеет нерешенную проблему, и возникла она в детстве, раз де Молина вспоминает себя ребенком. Однако распознать обман – значит приблизиться к истине. Так всегда говорила Фрейду его бабушка, не знавшая психоанализа.

Кардинал уже вставал, чтобы уйти. И тут Фрейд решил сделать последний выстрел. Это не был прощальный салют.

– У меня есть еще один, последний вопрос. Буду говорить без иносказаний: мне бы хотелось узнать, в каком возрасте вы начали мастурбировать и продолжаете ли это делать.

Де Молина вернулся в прежнюю позу, его глаза наполнились ненавистью. Фрейд остался невозмутим, но подумал: наконец-то человеческая реакция. А Лев Тринадцатый в комнате над ними едва не потерял сознание. Слуховой рожок выпал из руки; папа поспешил поднять его, чтобы не пропустить ответ.

– Я понимаю ваше смущение, – продолжал Фрейд, – но этот вопрос важен для составления вашего психологического портрета; кроме того, я хочу напомнить вам, что соблюдаю профессиональную тайну.

Де Молина-и-Ортега провел языком по пересохшим губам, перевел взгляд на пол и начал тереть ладонь о ладонь.

– На этот вопрос я не намерен отвечать, доктор, – сказал он наконец. – Некоторые стороны жизни относятся к физиологии человека, но для меня, для всех, кто носит эту одежду, имеют духовное содержание. О них я мог бы говорить только с моим исповедником, и ни с кем другим.

– А кто ваш духовник? – поторопил его Фрейд.

– Теперь вы действительно заходите слишком далеко. Я напоминаю вам, что есть тайна выше профессиональной – священная тайна исповеди. Однако, ради повиновения святому отцу, а не для удовлетворения вашего любопытства, сообщаю вам, что обычно исповедуюсь у кардинала-декана Луиджи Орельи. Надеюсь, вы удовлетворены. А теперь, если вы разрешаете, я прощаюсь с вами.

Фрейд закрыл тетрадь и из вежливости встал, а де Молина в это время выходил из его кабинета, опустив голову, словно при молитве. Вполне возможно, что он действительно молился. Доктор подождал, пока прелат закроет за собой дверь, а потом от радости стукнул кулаком по подлокотнику кресла.